Бета-самец - Денис Гуцко

Появился отец. Одетый. В руке щекастый рыжий портфель, подаренный мамой. Папа подошел ко мне и остановился как-то внезапно, будто заметил преграду в последний момент.

— Это невозможно, — буркнул он в пол и пошел к выходу.

В дверях, застегивая пиджак, сказал:

— Я в больнице. Не знаю, когда буду, — пожал плечами и добавил тоном скорей вопросительным: — Завтра… — и снова сорвался на крик: — Не знаю!

Я впервые остался в столь позднее время один. Я стал ждать.

До сих пор всё улаживалось, уладится и теперь.

Ждать пришлось долго. Переулок ворочался во сне, то потрескивая сучьями, то покашливая из темноты. Я успел доделать одно из скучных заданий — акварельный рисунок греческой колонны. Читать больше не пытался.

Уселся на диван, потом прилег. Слушая бесконечную считалку ходиков, я уснул, а когда проснулся, в открытых окнах сверкало и щебетало утро. Я полежал немного, покрутил в памяти странную вчерашнюю новость и услышал, как во дворе отрывисто крякнули ворота.

Выскочил во двор и увидел ее. Поддерживаемая под руку мамой, она только что шагнула во двор. Образ Зинаиды, который подсовывала мне застигнутая врасплох память, не совпадал с действительностью. В бесцеремонном утреннем свете перемены, произошедшие с ней после приступа и жизни в Долгопрудном, кололи глаз. Она была как разорванная на клочки и неумело склеенная фотография. Правая ступня Зинаиды была уложена на гипсовую лонгету. Она стояла, перенеся вес на здоровую ногу, и рассматривала дом. Мне показалось, искала в окнах силуэт отца.

— Здравствуйте, — сказал я.

Зинаида несколько раз кивнула. Мама почему-то со мной не поздоровалась, совсем как папа вечером.

— Проходи, — сказала мама и повела ее к дому.

Они оказались в точности одного роста. Зинаида тяжело заваливалась на загипсованную ногу, прижимаясь к маме плечом, их головы при каждом шаге почти смыкались и через мгновение расходились — и, отклонившись на равные углы, начинали движение навстречу… монотонно, четко, как бы повторяя и продолжая механический текст записки: «Приехала из Долгопрудного с Зиной. Зина сломала ногу. Будет жить у нас. В холодильнике сардельки нашли?»

Они проследовали в дом, даже не взглянув на меня. Будто я не успел еще проявиться в этой новой реальности, переехавшей в наш дом из больничных палат, в которые меня не пустил однажды долгопрудненский главврач. Какое-то время я стоял в прихожей, слушая, как за моей спиной стихают Зинаидины шаги: короткий стук левой, длинный шарк правой, короткий стук левой, длинный шарк правой. На линолеуме после нее оставался прочерчен белёсый пунктир.

Мама с Зинаидой зашли в кладовку между моей комнатой и кухней. До сих пор кладовка оставалась необжитой ввиду своей ненужности: хранить в ней было нечего. Она и располагалась сбоку припеку, и пахла так, будто не была полноценной частью жилища — камнем, деревом. Там стояла лишь старая металлическая кровать с облезлыми золочеными шишечками, под которой зарастали паутиной пустые трехлитровые банки.

Ушел на кухню, поставил на огонь чайник. Нужно заварить чаю: в доме гости.

Мама пришла ко мне через минуту. Достала из стенного шкафа бутылку ореховой наливки, подаренную кем-то из гостей. Налила рюмку, села напротив.

— Зина упала и сломала ногу, — сказала мама, указав на записку и как бы предъявляя ее в качестве доказательства. — В столовой. Там полы скользкие.

Мама молчала, я тоже молчал.

— Зинаида Аркадиевна будет жить теперь у нас, сынок. Пока все не наладится.

Я послушно кивнул. В ушах вдруг взорвался крик отца: «Невозможно!»

— Папа ушел на работу, — сказал я.

Вращая приподнятую над столом рюмку так, что бурая жидкость ползла вдоль самого края, мама сказала, будто не расслышав про отца:

— Не вижу другого выхода.

Она добавляла понемногу — какие-то подробности. Отыскивала нужное среди обломков: а, вот, еще нашла.

— Родным в Украине Зинаида Аркадиевна не нужна. Я звонила им недавно. Сказали, приедут навестить. Но не думаю.

Она отпила наконец наливки и скривилась.

— Черт. Прогоркла.

Следователь сам его нашел. Позвонил с незнакомого телефона на мобильник «для своих»:

— Нужно встретиться, есть вопросы.

— Какие?

— Ну, какие… Нужно встретиться.

Топилина вдруг осенила догадка, от которой он чуть было не расхохотался: капитан Тарасов хочет денег. Тут же усомнился: да нет же, не стал бы он лезть на рожон. Полковник Дмитраков, первый замруководителя следственного управления области, общался с капитаном лично. И заверил Литвинова-старшего, что проблем не будет.

— Вы уверены, что вам нужен я? — уточнил Топилин, стараясь потянуть время, прислушаться.

— Уверен.

— Опять? Я уже давал показания. И пояснения. В третий раз, что ли?

После особенно продолжительной паузы капитан перешел на «ты».

— Слушай, есть вопросы. Встретимся, обсудим.

— Со мной? Вот именно со мной?

— С тобой, а с кем же еще.

— На стороне, да?

— Перестань дурака валять. Пожалуйста.

Молодой да ушлый, раздраженно подумал Топилин.

Иерархический нюх капитана Тарасова сработал четко, безошибочно подсказав ему, каково истинное положение Александра Топилина — свидетеля, попутчика, совладельца.

— Давай завтра с утреца.

Что ж, гол засчитан. Один — ноль.

— Ладно, капитан, давай встретимся. Только не завтра, а сегодня, — заявил Топилин, решивший непременно добиться от следователя ответной уступки, окоротить хоть немного.

— Да нет, лучше завтра.

— Завтра никак, завтра я не в городе, — соврал Топилин. — Либо сегодня, либо назавтра с ним договаривайся. Либо жди меня, я на неделю уезжаю. Решай.

Ответное «ты» закрепило новую фазу отношений Топилина с капитаном Тарасовым.

— Хорошо, — согласился тот через силу. — Но сегодня только по-быстрому. Давай возле нас. Позвонишь, я выскочу.

— Давай возле вас. Я выезжаю. Буду минут через сорок.

Теперь ничья.

— Жду, — закончил следователь тоном начальника, который вызвал к себе на ковер нерадивого сотрудника; пошли гудки.

«Два — один» на последней минуте.

Очередная канитель, а ведь казалось, все скоро закончится.

Проходя через приемную, Топилин бросил Тамаре:

— Занят буду часа полтора. Без крайней необходимости не звоните.

Пока строилось новое здание следственного управления, следователи квартировали в городской прокуратуре, в четырехэтажном сером здании с бронзовыми орлами на фасаде. Остановившись на противоположной стороне улицы, Топилин набрал Тарасова.