Элизабет де Морель. Тайны улиц Москвы - Диана Харламова

сам видел, как с легкостью у тебя получается выходить из любой ситуации. Даже там, где, казалось бы, нет выхода – ты найдешь лазейку. Помоги мне.

– Вернуть рисунок?

– Конечно же нет. Глупая! Чем ты слушала? Разгадать его. Если в моих руках будет книга магии, то никто мне не сможет навредить.

– Ты так рассуждаешь словно у тебя есть какие-то силы и предрасположенность к магии.

– А даже если и есть?! Не уже ли ты не понимаешь? Весь мир будет у наших ног, все сокровища будут принадлежать нам. Любой человек на твоем месте бы радовался моему предложению. А ты…

– Обещай мне!

– Обещаю что угодно, если разгадаешь эти знаки. Любые сокровища, деньги, власть.

– Обещай! Если книга будет опасна, то мы её уничтожим. Мы не можем позволить ей попасть не в те руки.

– Хорошо. Но ты же понимаешь, что предлагаешь уничтожить единственное творение в своем роде?

– Да. Но у нас может не быть выбора. Ты сам осознаешь на сколько эта книга может быть опасна. Ведь не так просто её спрятали.

– Яков просто не понимал все возможности сокровища в своих руках!

– А может это ты его не в полной мере оцениваешь?

– Я понимаю, что это за книга. И хорошо. Если будет такая необходимость мы уничтожим все что к ней приведет.

Мы склонились над рисунком пытаясь понять, что хотят рассказать эти символы. Мне все казалось, что от меня ускользает очень важный момент, не хватает какой-то значительной части. Знаете, как порой слово не можешь вспомнить? Оно словно колет кончик языка, а вот соскользнуть с него не может. Вот так и тут я смотрела на эти закорючки, понимая, что я знаю их. Я своими глазами их видела раньше. Но где? Линии образовывали завитки и превращались то ли в волны, то ли в неведомое растение. Другой символ напоминал гроб, но не в земле, а словно на ней. Его крышка была закрыта, но выглядело жутко. Лицо ребенка в зеркале. Он словно смотрел в твою душу, пронизывая мурашками тело. Столбы, ангелы, голубь. Все это я знаю. Каждую часть видела. И отдельно и все вместе.

Обречено закрыла глаза, пытаясь вспомнить то что от меня ускользало. И перед глазами всплыла картинка. Я знаю где это. Я знаю куда мне следует идти, где я видела эти символы. Но что искать там? Это старинное кладбище. Но не на столько чтоб Брюс Яков его застал. Тогда откуда? Откуда он знал, что там будут именно такие памятники? Как это возможно?!

Я продолжала смотреть на эти символы и убеждалась все больше что это именно оно, Введенское кладбище. Где хоронили немцев изначально. Жуткое довольно место. Хотя мне ли боятся мертвых?

– Пошли. Я знаю куда нам надо. Но не знаю что мы там будем искать, – произнесла я вставая. Голос стал хриплым о понимания, что я вновь пройду под красной аркой чтоб оказаться в этом пропахшем смертью и сыростью месте. Там даже в жару сыро и холодно.

Глава 23.

Вот она. Красная кирпичная арка с незамысловатыми буквами на ней. Для большинства она ничего не значит, кому-то дарует воспоминания, пропитанные болью утраты. Да. Я бывала тут однажды. Всего один единственный раз. И то по просьбе знакомых. Одну девочку преследовал призрак с этого места. Еще тогда от этого места мне было не по себе. А сейчас тем более. Столько вопросов возникло. Найду ли на них ответы? Не знаю. Но попытаюсь.

Прохожу под аркой и сразу становится тяжелее дышать. Это кладбище. Сотни. Даже тысячи людей захоронены тут. Здесь и братские могилы. И семейные склепы. И целые стены кремированных.

Девушка на пьедестале сложила руки словно в молитве переливаясь золотом на солнце. Её лик был безмятежен, но в то же время в нем отражалось страдание. Мне тяжело здесь находится. Не произвольно слезы пытаются скользнуть по щекам. Глаза щиплет. А Антон замер, увидев первое изображение с рисунка. Он удивлен. Но, как и я не понимает к чему нас это приведет.

Охранник мельком взглянул на нас и углубился в кроссворд дальше. Тропки разделялись и вели в разные стороны. Можно было идти в любую. Рано или поздно мы наткнемся еще на символы. Поэтому не задерживаясь больше шагнула вперед. Антон не уверенно пошел следом.

Не обычные памятники, простые надгробия. Все это стояло на каждом шагу. Встречались и железные кресты, сваренные из труб, без надписей покрытые ржавчиной. Я замедлила шаг указать на новый символ и подошла к огромному кресту, окруженному то ли штурвалами, то ли колесами. Мимо нас прошел дедушка с внуками. Мальчишки. Одному лет 9, а второму – 6. Было странно среди всех этих могил слышать детские голоса и разговоры. Они порой тоже останавливались рассмотреть что-нибудь. Дико. Многие ли взрослые поведут детей гулять на кладбище? Ну может он идет показать им могилу родственника или известного человека?

Бреду дальше оглядываясь и вспоминая рисунок. Ангел на скамейке; сирин возвышающаяся над захоронением; мраморный голубь, сложивший крылья; дева, рыдающая в ладони, столбы, возвышающиеся над нами с немецкими письменами. Жуткое место. Как в калейдоскопе: даты, имена фотографии.

– Деда! А мне понравилась та могила 86 года, – произнес детский голос за спиной. Мурашки по коже. Мы петляли, не идя в определенное место, они получается тоже.

Дошли до конца кладбища. Ну или до другого входа. Музыка из здания рядом совсем не вязалась с этим местом. Там, где души должны были обрести покой раздаются веселые мелодии фортепиано. Надгробия стоят впритык словно только в этом углу похоронена сотня людей. Заваливаются, от времени стерты надписи, пожелтевшие фото, потрескавшийся мрамор. И этот запах: смерти и разложения.

Развернулись скользя по узкой тропке. Могилы, заросшие, забытые, заброшенные. Вот и она! Тот гроб на земле. Огромный мраморный, черный. Глядя на него становится жутко. Само место не внушает радости. Но вот именно он и вовсе притягивает взгляд и ужас стремится сжать сердце. Дыхание сбивается. Живот скручивает от страха. Надпись не разглядеть, а подойти ближе даже я не решусь.

Детское надгробие, ребенок умер на 5 день. Вся могила в игрушках, маленький стульчик и лампадка. Слеза не произвольно соскальзывает с щеки. Какое же это горе хоронить своих детей!

Уходим ко входу. И дышать становится легче, пение птиц. Уже у стены с прахом кремированных оборачиваюсь и застываю. Еще символ. Возвращаюсь к нему и боковым зрением замечаю, что на меня смотрят. Поворачиваю голову, мурашки пронзают тело, на меня смотрит фото мальчика. Он