Иерусалим. Один город, три религии - Карен Армстронг

Несмотря на эти явственные признаки эллинизации, Храм все еще занимал господствующее положение в Иерусалиме – в чисто физическом, политическом и духовном смысле. О том, какое огромное впечатление он производил на современников, можно судить по «Письму Аристея к Филократу»[35] – сочинению, рассказывающему о событиях времен египетского царя Птолемея II, но в действительности созданному в начале хасмонейского периода. Аристей, от чьего лица ведется повествование, описывает святыню на вершине Сиона и город, террасы которого он сравнивает с греческим амфитеатром. Его завораживает огромная завеса перед входом в Хехал, выглядящая «совершенно подобно дверям», если бы не то обстоятельство, что от ветра «ткань приходила в непрерывное движение, так как дуновение от основания передавалось по складкам до верхнего края» (Письмо Аристея, 86). Еще один предмет восхищения – искусно сделанная система водоснабжения и стока воды для замывания жертвенной крови с «удивительными и неописуемыми водоемами», устроенными под основанием Храма. Из любопытства Аристей даже прикладывает ухо к земле и, по его уверениям, слышит «шум от встречи вод». Однако более всего поражает Аристея служение священников, несравненное «по силе, а также настроению благоприличия и тишины». Они «усердно трудятся по доброй воле и с великим напряжением», каждый целиком сосредоточен на своей задаче. Аристей восхищенно наблюдает, как священники, «обнаруживая необыкновенную силу», берут в каждую руку по ноге упитанного (как требуется для жертвоприношения) тельца, а затем «ловко и без промаха бросают их на значительную высоту». По большей части их работа тяжела и неприятна, однако после непродолжительного отдыха каждый по доброй воле и без всяких понуканий тут же занимает свое место. При этом в храмовых дворах царит почти сверхъестественное спокойствие. «Тишина такова, что можно подумать, будто здесь нет никого, – удивляется Аристей, – хотя служащих находится около семи сотен (количество приносящих жертвы также очень велико), но все совершается в страхе и достойно великого Божества» (Письмо Аристея, 92–95).

Однако восторг по поводу Храма не был вполне единодушным. Хотя весь народ испытывал к Храму глубокую привязанность, немало было тех, кто считал, что Хасмонеи осквернили его чистоту. В эти трудные, полные смятения времена в Иудее образовались три секты, которые, несмотря на крайнюю малочисленность, оказывали чрезвычайно сильное влияние на духовную жизнь иудеев. Огромные различия в их взглядах практически не оставляли надежды на то, что в будущем евреи смогут выступить единым фронтом против внешней угрозы. Правда, как мы увидим в следующей главе, существовало все же нечто, способное заставить народ отбросить религиозные разногласия и немедленно сплотиться, – угроза попрания святости Храма. Секта саддукеев объединяла наиболее верных приверженцев Хасмонейской династии. В основном в нее входили представители жреческих и других состоятельных семейств, живших в Верхнем городе на Западном холме. Это были эллинизированные евреи, желавшие поддерживать хорошие отношения с соседями-язычниками и вместе с тем стоявшие на страже древних традиций народа, таких как царская власть, Храм и храмовая литургия. Религиозность у саддукеев, как у всех ближневосточных националистических движений того времени, выражалась главным образом в верности идеализированному прошлому, на котором они основывали свое увлечение греческой культурой. Саддукеи настаивали на буквальном понимании Торы, а Хасмонеев считали подобными Давиду – ведь он тоже исполнял одновременно обязанности царя и первосвященника. Совершенную противоположность саддукеям представляли собой ессеи, или эссены – у них Хасмонеи вызывали такой ужас и отвращение, что они порвали все связи с иудейским обществом и совершили новый исход в пустыню. Не исключено, что их глава, звавшийся Учителем Праведности, был иерусалимским первосвященником, насильственно смещенным при назначении на этот пост Ионафана. Первосвященник должен вести свой род от Цадока, а значит, Ионафан осквернил святость Храма. Группа ессеев образовала нечто вроде монашеской общины в Кумране, на побережье Мертвого моря. Не столь радикально настроенные члены секты продолжали жить в городах и селениях Иудеи и совершали паломничества в Храм, хотя и пребывали в убеждении, что он безнадежно замаран скверной. Те и другие лелеяли пылкие апокалиптические мечты о дне последней расплаты, когда Господь спасет Святой город и восстановит Храм в первоначальной чистоте. При Иоанне Гиркане численность ессеев достигла примерно 4000 человек, их община появилась и в Иерусалиме.

Но самой популярной и влиятельной сектой были фарисеи, стремившиеся к скрупулезному соблюдению Закона. Они, как и ессеи, были убеждены, что Хасмонеям не следовало брать на себя первосвященнические обязанности. Народу, полагали они, жилось бы лучше под властью чужеземного правителя, чем с этими порочными иудеями в качестве правителей. Возможно, именно фарисеи подняли восстание, которое разразилось в Иерусалиме в начале правления Иоанна Гиркана и было им безжалостно подавлено (Война, I, 2, 8). Фарисеи также выступали против наследника Гиркана, Александра Янная (105–76). Они вполне могли находиться среди мятежников, забросавших царя цитронами во время храмовой церемонии по случаю праздника Суккот, – Александр тогда приказал перебить 6000 человек (Древности, XIII, 13, 5). В другой раз, после еще одного мятежа Яннай велел распять на крестах в Иерусалиме 800 бунтовщиков. Пока они умирали мучительной смертью, у них на глазах казнили их жен и детей, царь же смотрел на все это, пируя в окружении наложниц (Древности, XIII, 14, 2). Видя подобную жестокость, многие, наверное, заключали, что монархия, на которую возлагались такие большие надежды, превратилась в самую обычную эллинистическую деспотию.

Александр Яннай продолжил политику экспансии, при его правлении территория государства значительно расширилась и лежала теперь по обе стороны Иордана. Захватывая новые земли, Александр Яннай предлагал их жителям принять иудаизм, а тех, кто отказывался, изгонял. Прекрасно понимая, что правление его далеко не популярно в народе, он уже на смертном одре наказал своей супруге Саломее, которая должна была стать регентом при его малолетних сыновьях, обратиться за поддержкой к фарисеям. Яннай надеялся, что фарисеи, употребив свое влияние, «сумеют расположить народ в ее пользу» (Древности, XIII, 15, 5). Саломея так и поступила, однако это не помогло сохранить династию. В 67 г. до н. э., когда она умерла, между ее сыновьями Гирканом II и Аристобулом II разгорелась лютая борьба за престол и первосвященство, в ходе которой обе стороны прибегали к посторонней помощи. Важную роль в этих событиях сыграл друг Гиркана, богатый и влиятельный идумеянин Антипатр, отец которого при Александре Яннае был наместником Идумеи. Оба брата обратились к Помпею, римскому полководцу, который в 64 г. до н. э. вступил в Антиохию и низложил последнего селевкидского царя. Фарисеи же послали к Помпею собственную делегацию, прося его упразднить монархию и в Иудее, поскольку эта форма правления чужда еврейской религиозной традиции.