Я нашел подлинную родину - Винценц Мюллер

Бюшинг с заднего сиденья кричит: "Что, будем кончать его?" Я кивнул и еду дальше. Тут я и услышал два выстрела. Глязер побелел как полотно, а Бюшинг говорит: "В случае чего валите все на меня!" А я ему: "Не валяй дурака! Главное — держать язык за зубами!"

Для нас и в 1923 году война не кончилась. Все было, как на фронте…"».

Поскольку разоблачения на процессах по делам тайных приговоров и убийств вызвали бурю возмущения, а самое главное — поскольку Министерство рейхсвера уже не могло больше категорически отрицать существование «черного рейхсвера», министру Гесслеру пришлось опубликовать в газете «Берлинер тагеблат» (в номере от 31 октября 1926 года) статью, озаглавленную «Черный рейхсвер, рабочие команды и краткосрочные сборы добровольцев». В этой статье он, между прочим, писал:

«Если под "черным рейхсвером" понимать нелегальную армию или воинские части вне рейхсвера, разрешенного Версальским договором, признаваемым и поддерживаемым имперским правительством и Министерством рейхсвера, то ничего подобного не было. "Черный рейхсвер" существовал лишь как замысел, как план, прежде всего как пропагандистский лозунг, выдвигавшийся определенными кругами в Германии. Эти круги исходили из убеждения, что существующие вооруженные силы, ограниченные Версальским договором, не достаточны ни для обороны отечества, ни для противодействия подрывным силам внутри страны в период социальных бурь и потрясений. И генерал фон Сект и я сам всегда со всей решительностью открыто выступали против этих планов, которые, не говоря уж об их противозаконности, не выдерживали критики и с чисто военной точки зрения…

Люди в рабочих командах никогда не были военнослужащими ни в дисциплинарном, ни в военно-юридическом смысле. Это были гражданские служащие и рабочие. Однако они имели определенные познания в обращении с оружием, поскольку без этого была бы немыслима их работа, подчас весьма опасная и требовавшая от них истинной самоотверженности. Я считаю своим долгом подчеркнуть, что рабочие команды с честью справились с теми особыми задачами, которые поставило перед ними наше государство».

Таким образом, Гесслер вновь попытался вопреки общеизвестным фактам отрицать существование «черного рейхсвера» и выгородить фон Секта, а заодно и себя. В то же время, высоко отзываясь о «рабочих командах», он благодарил «за службу» именно «черный рейхсвер».

Фон Сект также высказался по этому вопросу, не пытаясь, впрочем, идти против фактов. 16 мая 1928 года, то есть полтора года спустя после своей отставки, в статье «Добровольческие отряды и рейхсвер», опубликованной в газете Немецко-национальной народной партии «Дейче тагесцейтунг», он, между прочим, писал:

«С растущим беспокойством истинные патриоты следили тогда за развитием тех событий, которые теперь в ходе судебных процессов становятся объектом лживой и разнузданной политической пропаганды и фигурируют под ярлыками "черный рейхсвер", "убийства по тайным приговорам" и т. д. Я здесь не ставлю вопроса о том, неизбежны ли были эти события, хотя сам лично и считаю, что предотвратить их было можно и должно». И далее: «Неужели так трудно понять, что в то время [то есть в первые послевоенные годы. — В. М.] многие, в том числе и наиболее светлые умы, пришли в смятение! В те годы ожесточенной и изнурительной внутренней борьбы не только смешались понятия "твое" и "мое", но упала в цене и сама жизнь человеческая. Тем более понятно, что, завидев действительного или предполагаемого предателя, люди мгновенно выхватывали пистолеты, которые в те дни не ставили на предохранитель. Второй вопрос — ответственность рейхсвера… Как бывший военный руководитель рейхсвера, я полностью беру ее на себя. Только глупцы могут поверить, что я сам или кто-либо из моих подчиненных в то время отдали хотя бы один приказ об убийстве. Я несу ответственность за все, происходившее в рейхсвере под моим руководством. Я не хочу и не могу рассуждать о том, мог ли я все знать и мог ли я многое предотвратить. Кто решится ответить на этот вопрос за меня — шаг вперед!»

Это было открытое оправдание тайных судилищ и защита убийц, выполнявших их приговоры.

Некоторое время упомянутая выше специальная комиссия рейхстага находилась в Мюнхене, расследуя политические убийства в Баварии, совершенные нацистами и членами организации Эшериха. Так, еще в 1921 году близ Мюнхена была повешена служанка Мария Зандмайер, которая решила выполнить распоряжение властей и сообщила им о спрятанном оружии. Но случилось так, что служащий, которому она передала данные об оружии, сам организовал ее «ликвидацию». Убийства по приговорам тайных судов совершались и в Западной Померании, и в Мекленбурге. Исполнителями «приговоров» были добровольцы из отряда Росбаха, расквартированные в местных помещичьих имениях.

Левая пресса в то время подробно освещала процессы над убийцами. Напротив, правые газеты, как правило, писали о них более сдержанно. Зато они использовали эти процессы как повод для разнузданной шовинистической пропаганды и всячески выгораживали преступников. «В глазах свободного народа эти люди (то есть палачи из «черного рейхсвера») являются выразителями народного правосознания», — писала, например, газета «Фелькишер курир» 9 октября 1925 года. Нашлись даже, с позволения сказать, ученые-юристы, такие, как профессора Крюкман, Эткер и Гримм, выступившие в защиту убийц. Так, профессор права Крюкман из Министерского университета опубликовал в газете «Дейче цейтунг» от 25 февраля 1926 года статью, в которой потребовал немедленного оправдания преступников, полностью обоснованного, по его мнению, с юридической точки зрения.

Нацисты же прославляли убийц как «национальных героев». Фрик в газете «Фелькишер беобахтер» от 13 марта 1928 года утверждал, что в данном случае речь идет не об убийствах, а о «своеобразном военном трибунале над наемными вражескими агентами». Он требовал оправдания убийц, ибо, как он писал, «ликвидируя предателей родины, они действовали самоотверженно и были проникнуты тревогой за судьбы отечества в дни тяжких испытаний». «Вот почему, — заключал Фрик, — они заслужили не наказание, а благодарность!»

В октябре 1930 года все участники убийств по приговорам тайных судов были амнистированы. Еще до этого — в июле 1928 года — сроки заключения им были сокращены наполовину, а приговоренным к смерти казнь была заменена семью с половиной годами тюрьмы.

Вопрос о том, поддерживал ли «черный рейхсвер» связи с нацистами в 1922–1923 годах, не заслуживает особого внимания, ведь они, в сущности, не отличались друг от друга.

Почему «черный рейхсвер» был засекречен? Конечно, уж не потому, что его подразделения занимались сбором старого оружия — этим занимались во многих районах страны, хотя, пожалуй, и не в таких масштабах, как в III военном округе. Решающим для «черного рейхсвера» было то, что он являлся скрытым резервом армии.

Фон Сект по настоянию правых кругов создал этот резерв и держал его наготове для осуществления своего авантюристического плана; опасаясь оккупации Германии французскими войсками, он намеревался оказать им вооруженное сопротивление. Однако, по свидетельству того же Бухруккера, было предусмотрено и возможное использование «черного рейхсвера» для подавления левых сил внутри страны.