Ежики, или Мужчины как дети - Татьяна Веденская

– Живет? – Марина поперхнулась, попыталась откашляться, подошла к окну, чтобы скрыть выражение своего лица.

– Да, уже месяца два, – буднично продолжила Ника и подбросила полено в огонь. – Господи, когда ж уже весна-то! Прямо ужас какой-то. А еще говорят про глобальное потепление. Нет, ученые ничего не смыслят в этом.

– Но он же… слушай, он же с братом живет. И с Лидкой. Да, точно, он мне сам говорил, он звонил мне пару недель назад!

– И что он тебе говорил? – иронично подняла бровь Ника. Уж кто-кто, а она-то знала, кто кому звонил у Саши и Марины. Сама она и звонила, придумала опять какой-то предлог типа сломанного огнетушителя или порвавшегося пледа. Как только у нее они не переведутся, эти дурацкие поводы.

– Говорил, что они с Лидой решили пока сдать дом, до продажи. И будут снимать квартиру, чтобы вместе за Павлом ухаживать. Там просто куча чего ему назначено, и какие-то процедуры, и гимнастика. Вот они и…

– И? И он забыл добавить, что вместе с ними там проживает очень милая докторша – та самая, с которой он теперь амуры разводит. Правда, удобно? Он у тебя молодец, умеет правильно выбирать женщин!

– Ты можешь что-то путать. Наверное, эта докторша просто к ним приходит, – нервно добавила Марина. У нее дома в шкафу висело несколько Сашиных рубашек и один хороший, дорогой костюм, который он привез из Вены прошлой весной. В холодильнике были заморожены несколько очищенных маленьких форелей, потому что он их очень любит, а готовить их – пять минут в микроволновке. У порога на коврике с медведем стояли его тапки – сорок четвертый размер, а в ванной имелся флакон его туалетной воды. Он не мог с ней так поступить, он просто не мог!

– Конечно, я путаю. Мне просто так сказали, сама я с этой докторшей чая не пила, не очень-то и нужно. Так что я просто тебе сказала – по-дружески, – пожала плечами Ника. Что ж, если подружка предпочитает заниматься самообманом, это ее дело. А у Ники сведения были самые верные, от Лемешева, который приглядывал за светловской родней. Уж почему у него так много беспокойства вокруг этих зазнаек, непонятно. А только Лемешев даже адрес назвал – что-то в Куркино, фи, какое место. Что и говорить, после аварии Лидка распустилась и падала все ниже. Говорят, даже волосы теперь не красит. Кто говорит? Да все тот же Лемешев.

– Ладно, все равно спасибо, – через силу выдавила из себя Марина. – Я с ним поговорю.

– Отличная идея, – кивнула Ника и протянула Марине бокал.

– Нет, я, наверное, поеду, – отказалась та и посмотрела на Нику явно больными глазами. Раненое животное, а не самостоятельная женщина. Ника могла бы посмеяться этому, если бы не было ей теперь так интересно понять, что это за чувство, которое заставляет Марину так убиваться и смотреть глазами побитой собаки. Нет, бесспорно, Светлов-старший видный мужчина, но не единственный же на свете. Ведь столько лет прошло, а у Марины ни одного романа. Или практически ни одного. Как-то она рассказывала, что по пьянке, на каком-то празднике в своей нотариальной конторе она целовалась в укромном уголке с адвокатом из соседнего офиса. Но сколько потом было слез и самобичевания! Я предала Сашу, как я могла, ах, какая же я дрянь. Нет, этого Нике было не понять. И любви такой вот – безответной – тоже понять она не могла.

– Подожди, ты же завтра собиралась.

– Я не могу, – помотала головой Марина и почувствовала, как невероятная тяжесть придавливает ее к земле. И эта пустая роскошь, и эта женщина напротив, с хищным красивым и таким молодым лицом, раздражали ее. Ей не хотелось больше ничего знать о своем бывшем, хотелось вернуться домой, остаться одной со своими рубашками, с костюмом, который он сам у нее оставил где-то год назад, когда испачкал его случайно на улице и заскочил к ней переодеться. Ведь не пошел же он в магазин, не купил просто другой костюм, а сразу вспомнил, что у него есть дом на Таганке, где есть во что переодеться, где его ждут.

Сейчас Марина сидела в углублении гардероба и плакала. Только бог знает, каких трудов ей стоило сдержаться и не зарыдать по дороге. Все те два часа, что перлась она от этой проклятой Новой Риги, где ничего, буквально ничего не рассчитано для простого, нормального человека. На остановке, где она глотала слезы почти сорок минут, а Ника, стерва, даже не предложила подвезти – она, видите ли, выпила. В метро, на переходах Марина держалась, а теперь вот расклеилась. Ревела, сидя под рубашками, утыкаясь носом в костюм, будь он неладен. Ведь получается, Марина уже несколько лет живет с этим вот костюмом. И пересматривает те фильмы, которые когда-то они смотрели вместе с Сашей, и слушает музыку, которую он любит, к которой он ее приучил. Она была ему хорошей женой, что же случилось, почему он, несмотря на все ее старания, надежды, на ее терпение и понимание, все же не пришел, не вернулся, не понял, что лучше Марины для него никого нет. И что такого в этой его новой девушке, раз он решил с ней жить, если только это действительно правда, а не выдумка одуревающей от скуки степановской вдовы.

– А то ты не знала, что у него есть другие бабы! – вдруг сказала она самой себе. – Подумаешь, девушка. Такое случается у всех, и даже не всегда этому предшествует процедура развода. Мужчине нужен секс – это известно всем, он нужен для здоровья, для того, чтобы не было простатита. В его возрасте это уже важно!

Подожди его во всем обвинять! – подбодрила она саму себя. – Ты не должна так думать о нем, надо просто позвонить и спросить. Позвонить и спросить. Уверена, все разъяснится. Какая там докторша, он любит только тебя. Это несерьезно. Ты просто должна все узнать. Обязана все узнать, а не сидеть тут и лить слезы под его костюмом.

Но звонить не хотелось. Трубки, что домашняя, что мобильная, стали какими-то неимоверно тяжелыми, они терялись на глазах, прятались за книгами, скрывались в щелях – звонить Саше сейчас? В таком состоянии? Не лучше ли подождать с этим? Может быть, на следующей неделе? Или когда надо будет мыть окна, когда станет тепло. Он всегда приезжает, чтобы ей помочь. Он приедет, она посмотрит ему в глаза и все поймет сама, без всяких слов. Зачем спешить?

Марина убаюкивала себя, не без помощи бутылки «Шардоне», хотя было бы правильно назвать это пакетом «Шардоне» – из экономии Марина покупала вино в двухлитровых картонных коробках. Сегодня коробки было даже недостаточно, чтобы усыпить ее ревность, заглушить боль. Но ей уже почти удалось, она практически уже засыпала, положив голову на Сашину рубашку – нет, не для того, чтобы вдохнуть его запах. Какой, на фиг, запах, если Марина все давно перестирала, накрахмалила и выгладила? Но даже и без запаха эта рубашка была его, она висела здесь с тех времен, когда он возвращался каждый вечер и открывал дверь своим ключом, говорил: «Я дома».

Марине стало почти хорошо. Она закрыла глаза и подумала, что могла бы оправдывать его бесконечно, пока он бродит где-то и живет своей жизнью. Главное, что он есть. И тут прозвенел звонок. Марина дернулась, не сразу поняв, откуда он раздается – противный, старый звон дисковых аппаратов. Звонил мобильник. Марина с трудом вылезла из шкафа, утерла слезы и пошла на звон, она думала, что это Ника все-таки решила поинтересоваться, как подруга до дому добралась по такой пурге – все ли в порядке. Но это была не Ника. Это была Лида. Ее номер определился и заставил Марину замереть в испуге. Лидия Светлова сейчас – это было почти опасно, ведь она-то уж точно знает все из первых уст – она, кажется, тоже живет вместе с этой… Не к ночи будет помянута, докторшей. Марина понадеялась, что Светлова повесит трубку, но она знала, что, если Лидке что-то надо, она будет трезвонить всю ночь, а добьется ответа. Лучше уж ответить, тем более что это, может, и есть судьба.