Ежики, или Мужчины как дети - Татьяна Веденская

– Нет, даже не думайте! Вы трупы! – прошипела она, сдувая прилипшие волосы с лица.

Она выволокла рубашки на балкон, бросила в большой эмалированный тазик, заметалась в поисках спичек, которые, как назло, не желали находиться.

«Осторожно, дура, квартиру не спали», – раздался предостерегающий шепот в ее голове, но она только зверски засмеялась.

– А она не моя! – И зажгла ткань. Хлопок долго тух и дымил, отказываясь гореть. – Ах, так! – взбесилась Марина, пошла в прихожую и долго рылась там, пока не откопала в недрах какой-то растворитель (в Сашиных же инструментах). С растворителем дело пошло веселее – не то слово, столб огня полыхнул до плиты вышестоящего балкона.

– Пожар! – закричал кто-то с улицы, и Марина тихо осела на балконе.

– Ух, ни хрена себе. Улыбаемся и машем, – захихикала она, прячась.

Растворитель догорел, но рубашки полыхали, выдавая стабильные клубы дыма. Тогда Марина все-таки опомнилась, залила обгоревшие лохмотья водой, пока тут не началось всемирное пожаротушение, вытащила тазик на черную лестницу дома, как воришка прокладывая себе путь, и спустила черную тряпичную жижу в мусоропровод.

– А был ли мальчик?! – ухмыльнулась она, вернулась в дом, приняла душ, переоделась, причесалась и накрасила губы. Мало ли, все-таки кто-то вызовет пожарных. Среди них встречаются очень даже симпатичные мужчины. Да.

Ника скучала. На улице расцвела весна, отгремели майские праздники, деревья покрылись зеленой листвой, а в Никиной жизни не происходило ничего, что заставило бы ее сердце петь. Скука оказалась самым невыносимым медленным ядом, который Нику потихоньку убивал. Любви, которой она так искала, все не было (охранники, с которыми Ника по привычке заигрывала на КПП, не в счет), деньги были, а любви не было, и телевизор надоел. Ника хотела пойти в кино, по ящику рекламировали какой-то потрясающий воображение трехмерный фильм, в котором ты должен как бы погрузиться в параллельную реальность, но не одной же ей туда погружаться, верно? Хотела пойти с Маринкой, но с той происходило что-то странное. Она как с цепи сорвалась, грубит, бросает трубки. Однажды Ника просто набрала Маринкин номер, ждала, долго ждала, гудка до десятого, пока приятельница не соизволила взять трубу.

– Сто лет тебя не слышала. Как ты? Как дела?

– Работаю, – сухо, без энтузиазма пробормотала Марина.

– Чего не звонишь?

– Да так, как-то все не до того.

– Как там Светлов? Небось бросил уже свою докторшу. А Лидка, дом продала?

– А тебе чего? – еще суше переспросила Марина, чем окончательно поставила Нику в тупик.

– Ну… просто звоню, интересуюсь твоей жизнью. Как ты, что ты.

– Не надо лжи! Нет тебе до меня никакого дела, – ответила Маринка, и то напряжение, которое в последнее время Ника чувствовала между ними, растеклось в реальной, осязаемой форме.

– Ты несправедлива.

– Возможно, – раздосадованно согласилась Марина, только чтоб отвертеться. – Только я не понимаю, а с чего я должна быть справедлива. Ты уж извини, Ника, но я тебя развлекать не поеду. И Светловы меня больше не интересуют. Ни все вместе, ни по отдельности.

– Неужели?! – поразилась Ника. – А что случилось?

– До свиданья. Да, кстати, дом Лидка продала, так что имей в виду – можешь уже окончательно выкинуть ее из головы.

– Но… ты почему такая злая? – растерянно спросила Ника. Она просто не понимала, что происходит. Теперь сиди все выходные одна.

– Потому что жизнь такая. Озвереешь тут, – пояснила та и швырнула трубку. Ника еще долго сидела и смотрела на свой дом, на свою кухню, такую чистую и пустую, с корзиной фальшивых фруктов на столе. Почему-то Степанову это казалось красивым, а Ника об этом не задумывалась. Только Лидка Светлова всегда ехидничала, что это самый писк моды – кормить гостей пластиком. Новая диета. Теперь и Лидка уехала, продала дом. А фальшивые фрукты – это действительно лоховство. И почему она не выкинула их отсюда сразу после степановской смерти. Господи, как же много времени прошло, а Ника и не заметила. Так ведь и вся жизнь пройдет, в четырех стенах – ради чего?

– Может, ребенка родить? – вслух задумалась Ника.

Она часто в последнее время стала разговаривать сама с собой. И забывала по утрам краситься. И покупала вместо вина коньяк, а вместо коньяка просто водки. Лидка всегда любила водку. Почему они, кстати, поссорились? Из-за чего? Ника уже даже не смогла вспомнить, как и Лидкиного лица.

– Ладно, значит, пойду в кино одна, – решила она и села в машину. Потом подумала, вышла из нее и вызвала такси, потому что уже прилично употребила за день горячительных напитков, а пенсия по утрате кормильца у нее хоть и была большая, да не настолько, как зарплата у нынешних гибэдэдэшников. За пьянку сейчас брали по какому-то сказочному тарифу.

В кино Нике понравилось. Она купила себе пива (ничего крепче они не наливали), слопала огромный бидон попкорна и поймала на себе несколько заинтересованных взглядов. В полумраке, она знала, ее лицо смотрелось особенно выигрышно. Вот уж воистину, темнота – друг молодежи. Правда, источники заинтересованных взглядов пришли в кино не одни, они были обложены шумными женами и чавкающими перемазанными в кетчупе детьми. Один мужчина был без детей, но с девушкой, которая мертвой хваткой висела у него на руке и постоянно что-то ему говорила, без остановки. Он кивал и поглядывал на Нику. Ника делала вид, что заинтересована исключительно происходящим на экране, хотя там творилось что-то громкое, быстрое и непонятное. Кто-то кого-то пытался поймать и застрелить. Как всегда, спасали мир. Но из зала Ника выходила в более приподнятом настроении.

Правда, она не знала, что же делать дальше. Вызывать такси и отправляться домой? Нет, только не это. Просто так, без всякой цели шататься по спальным районам Москвы тоже было не самой лучшей идеей. За столько лет сидения взаперти Ника стала воспринимать окружающее пространство как некую агрессивную среду, постоянно таящую в себе угрозу. И теперь Ника против воли немного боялась отойти хоть на десять метров от сияющего, залитого ярким светом реклам торгового центра. Совсем было отчаявшись что-то придумать, она уже почти что решила пойти и просто побродить еще раз по магазинам, как вдруг услышала то, чего услышать хотела уже очень давно.

– Девушка, а вы почему скучаете в такой вечер? Давайте скучать вместе?

– Что? – Ника обернулась и увидела обладателя голоса. Да, это был, конечно, не совсем принц из ее грез, особенно не из тех, которые она воображала прошлой осенью в Париже. Перед ней стоял молодой, лет тридцати – тридцати двух, коротко стриженный белобрысый парень, с веселыми, блестящими (не без спиртного, видимо, обошлось) глазами и приятной улыбкой. На парне были какие-то форменные брюки, похожие на милицейские, но другого оттенка, и ветровка, напоминавшая куртку летчиков.