Другие люди - Сол Стейн

Томасси это понравилось.

— Однако шансы на то, что среди присяжных окажется больше одного-двух таких мужчин, невелики. Наоборот, преобладать будут другие мужчины, адвокат защиты будет бороться за них как лев, представители рабочего класса или среднего, вышедшие из рабочих. Мужчины, уверенные в том, что место женщины на кухне и они — существа второго сорта. Подмять женщину под себя для них дело естественное, и не только в постели.

— Да, — кивнул я, — но эти мужчины отнюдь не психопаты-насильники. И поведение Козлака достаточно ясно. Он защищает свое мужское «я», насилуя женщину, которая вроде поднялась выше, чем он. Если я вставляю свой пенис в королеву, она мне уже не королева, а ровня. Я возвысился сам, принизив ее.

— Если бы я сам был обвинителем на этом процессе, — к сожалению, это невозможно, так что придется полагаться черт знает на кого, — я бы постарался представить дело так, чтобы действия Козлака вызвали отвращение у присяжных.

— Скорее, это дело их заинтригует, — возразил я. — Как оно заинтриговало нас.

Томасси, похоже, такого не ожидал.

— А чему вы удивляетесь, — продолжил я. — У нас доверительный разговор, так что не будем ходить вокруг да около. Пенис Козлака побывал там, куда мы хотели бы вставить свои. Естественно, нас должен заинтриговать тот факт, что этот идиот, не мудрствуя лукаво, силой добился своей цели, в то время как мы остались ни с чем, аргументируя неудачу некими нормами, которые вроде бы делают нас цивилизованными людьми. Включая и влюбленность.

Томасси молчал, а потому я предложил вновь наполнить его бокал. Он покачал головой.

— Мне нравятся трудные дела.

— Редко кто любит играть в шахматы с шашистом. Идея понятна? Хочется иметь сильного соперника, чтобы выигрыш доставил моральное удовлетворение, то есть себя мы считаем еще сильнее.

— Вы обычно выигрываете, доктор Кох?

— В шахматы?

— С пациентами.

— Я лечу. Выигрыш тут ни при чем.

— Вы всегда их излечиваете?

— Нет, но надежда никогда не умирает.

— Мне бы не хотелось полагаться на надежду.

— А вы всегда выигрываете, мистер Томасси? — я заметил, что он не спешит с ответом, а потому продолжил. — Могу я дать вам слово надежды? Давайте посмотрим на все с учетом психологии Франсины. Хотела она переспать с этим Козлаком или нет? У нас нет доказательств ни за, ни против. Но почему у нее могло возникнуть желание вступить в половую связь с таким человеком?

— Такого желания возникнуть у нее не могло.

— Да, но некоторые интеллигентные, образованные, сильные женщины всех времен бросались-таки в объятья егеря.[15]Их тошнило от нашей цивилизованности, нашего многословия, даже нашего благородства.

— Не думаю, что сказанное вами справедливо в отношении Франсины.

— В этом и суть. Если мы сможем доказать, причем доказать доходчиво и убедительно, что эта конкретная женщина, Франсина Уидмер, никогда не захотела бы иметь что-то общее с таким индивидуумом как Козлак, а он признает, что обладал ею, тогда изнасилование можно считать доказанным.

— Мир, в котором я работаю, требует вещественных доказательств.

— Если вы думаете, что психологические факты не есть вещественное доказательство, вы пришли не по адресу.

— Я слушаю. Продолжайте.

— Ей смогут, как свидетельнице, задать вопросы, убедительно доказывающие, что ее ни в коей мере не мог заинтересовать этот мужлан?

— Неизвестно, допустит ли это судья.

— Но судья не может рассчитывать на то, что ему на стол положат снимок, сделанный «поляроидом»!

Томасси рассмеялся.

— Снимок не поможет. На нем не будет видно, что она сопротивляется.

— Она же говорит, что сопротивлялась. Какое-то время.

— Она говорит, в этом-то и проблема. Ее слово против его.

— Как свидетельница, она проявит себя лучше.

— Все зависит от того, окажется ли его адвокат лучше прокурора.

— Но не от фактов?

— Обычно, нет. Тем более, что в данном деле объективно доказанных фактов с гулькин нос.

И тут я решился высказать фразу, которая уже давно крутилась у меня в голове.

— Мистер Томасси, вам представляется целесообразным не продолжать это дело, — он вновь промолчал. — В этом я не могу с вами согласиться. Она — мой пациент. Она приходила ко мне до этого прискорбного события, приходила после, надеюсь, будет приходить и в дальнейшем. И мне придется гораздо труднее, если ее будет переполнять ярость, обусловленная тем, что торжество справедливости невозможно. Мы оба зависим от вас.

И тут зазвонил телефон. Трубку снимут в службе ответов, решил я, но телефон звонил и звонил, поэтому я извинился, прошел в кабинет, чтобы выяснить, что звонят из той самой службы.

Томасси поднялся с кресла, увидев цвет моего лица.

— Служба ответов приняла сообщение от Франсины Уидмер.

— Какое?

— Она вынуждена отменить нашу очередную встречу. Но я и не ждал ее сегодня.

— Она знала, что я у вас.

— Она сказала, что у нее повторился приступ. Сказала, что ей срочно требуется au secours.[16]Помощь.

Она вернулась в квартиру!

— Этот тип снова решил ею попользоваться.

Томасси направился к телефону, вытащил из бумажника пластиковую карточку с номерами, позвонил.

— Дайте мне ее адрес, — попросил он меня.

Я еще рылся на столе, а он уже назвал себя неизвестному мне собеседнику, сказал, что совершается преступление. Произнес по буквам имя и фамилию Франсины. Тут я нашел адрес. Он горел от нетерпения, когда клал трубку на рычаг.

— Я еду туда. Составите мне компанию?

— Да.

По вестсайдской автостраде Томасси гнал, как маньяк, со скоростью восемьдесят миль в час. За всю дорогу я лишь раз нарушил молчание.

— Вы не сказали полиции, что это изнасилование.

— Вы чертовски правы, — ответил он мне.

Я не хотел, чтобы Джейсон слишком уж близко сошелся с Мэри и со мной. Одна сцена в ванной это хорошо, то есть когда я смотрю, как Джейсон удовлетворяет Мэри языком, а она кончает и кончает. Интересно, конечно, но потом осталось какое-то странное ощущение. Вы понимаете, три человека, двое из них мужчины. Я не хочу, чтобы Джейсон подкатывался к Мэри, когда я на станции, потому что, если я поймаю его с ней без моего разрешения, мне придется что-то делать, не так ли?