Люди Льда. Книги 1-47 - Маргит Сандему

в нем Биргитта, были гораздо более телесными и осязаемыми, чем он того хотел. Он пускал пыль в глаза самому себе — и ему это нравилось.

— Ну? — спросил отец Биргитты. — Ты что-нибудь выведала у него?

Она презрительно фыркнула.

— Все, что хотела. Никогда не встречала более доверчивого человека.

Она изложила то, что ей удалось узнать.

— Но я еще не выяснила планов шведского короля относительно Польши и Ливландии. Я сделаю это завтра, когда явится мой офицеришка. Насколько мне известно, его семья близка к королю, поэтому он кое-что знает.

— Только не теряй голову, — рассудительно предупредила ее мать.

Во взгляде Биргитты появилась какая-то мечтательность, она улыбнулась.

— Он очень мил, но не более того. Кстати, он спрашивал про щенка, Я обещала ему показать собаку завтра. Где она?

— Да, где щенок? — спросил отец. Мать недовольно наморщила лоб.

— Я дала слуге распоряжение убить его.

— Но, мамочка! — воскликнула Биргитта. — Что я скажу Микаелу?

Отец подошел к колокольчику и вызвал слугу, который тут же явился.

— Ну, как, ты убил щенка?

Слуга хмыкнул.

— Я сейчас же сделаю это. Как только найду его. Он снова удрал куда-то.

— Нет, не надо, — торопливо перебила его мать. — Не убивай его! Найди его, искупай, смажь раны и покорми! Это важно. Завтра придет шведский солдат, чтобы взглянуть на собаку.

— Будет сделано, Ваша милость.

— Не говорят ли в городе что-нибудь о русских?

— Сегодня приходил коробейник. Он слышал, что царь собрал войско к востоку от Чудского озера. Большое войско!

Все трое фон Стейерхорнов с горечью усмехнулись. Имея сведения о планах шведов, они не боялись прихода царских войск.

Чарующе-прекрасный, окрашенный в цвета индиго вечер воцарился над исстрадавшейся землей Ливландии. Крики журавлиных стай, летящих на север, раздавались в поднебесье.

Дама в черном ожидала Микаела возле ворот. Она была, как обычно, одета в плащ с капюшоном из добротной черной материи, ее руки были плотно скрещены на груди, чтобы хоть как-то сохранить тепло. Темно-русые волосы были уложены в старомодную прическу. Несмотря на простоту одежды, она выглядела не менее величественно, чем иная королева.

— Пойдем со мной, Микаел! Моему имению грозит беда,

И они вместе направились к высоким воротам. Она отошла в сторону, чтобы он открыл их для нее, указала ему на факел и кресало, и он зажег огонь. Она молча шла впереди него, всякий раз останавливаясь перед дверьми и ожидая, чтобы он открыл их, потому что привыкла к рыцарской обходительности.

Он понял, что они направляются в подвал этого промерзшего насквозь дома.

— Как обстоят дела со щенком? — поинтересовался он.

Она удивленно повернулась к нему.

— Ах, да! Наконец-то они нашли его. Бедняга был еще жив…

«Я знаю, что они нашли его, — подумал он, — ведь это я сам его нашел!»

Он усмехнулся.

— Удивительно, что это маленькое существо затронуло во мне какую-то струнку. Вы знаете, у меня есть сын, которого я никогда не видел и о котором никогда особенно не думал. Этот щенок разбудил во мне что-то. Нежность к беззащитным. Ответственность. Последние дни я много думаю о своем сыне.

Ух, как дьявольски холодно было в этом сводчатом подвале! Судя по всему, подвал был очень старым.

— Поезжай домой, Микаел! Ничего хорошего ты здесь не найдешь.

«Ну уж нет, — с протестом подумал он, — впервые в жизни я почувствовал, что живу! Биргитта сделала меня человеком!»

Но отчасти она была права. Такая жизнь ему не подходила.

— Как же я могу уехать домой? Уже четыре года меня вынуждают вести кошмарную, изнурительную жизнь солдата. Моя душа тупеет, изнашивается, по ночам мне снятся дурные сны, днем же я пытаюсь погасить в себе все мысли. Жизнь кажется мне совершенно безрадостной. Во мне зреет страшный протест из-за неудовлетворенности, много раз я вынужден был держать себя в ежовых рукавицах, чтобы не впасть в бессильную ярость. Я больше не могу это выносить! Такая жизнь не может быть моей!

— Конечно, нет! У тебя есть какой-нибудь влиятельный друг, к которому ты мог бы обратиться? — произнесла она почти безразлично, поскольку все ее мысли сконцентрировались теперь на предстоящем деле.

— Да, есть. Мой приемный отец — один из могущественнейших людей в Швеции. Но он сам офицер и, возможно, находится теперь с королем в Польше. И он высоко ставит воинский долг и воинскую честь. Он может истолковать такую просьбу как измену родине.

— Но что является твоей родиной? Он провел руками по волосам.

— Не знаю. Швеция так много сделала для меня. Но моя мать была немкой, мое детство прошло в Немецком королевстве. А мое сердце… Да, сердце мое в Норвегии, на родине, которую я никогда не видел.

— Это не легкий выбор, Микаел, — мягко улыбнулась она, тем самым считая эту проблему закрытой. — Ты видишь эти балки, подпирающие пол? Вот эти две стоят плохо. Они подпирают крепкий пол, а рядом пол держится слабо. Не мог бы ты — ради меня — передвинуть их? Микаел с добрыми глазами! Мой идиот родственник не понимает, как это опасно.

Микаел осмотрел сооружение. На старинных стенах виднелись глубокие трещины, на полу лежали кучи выпавших камней. Он не был уверен в том, что она права, хотя она, конечно же, знала свой дом лучше него. Он ведь никогда не ходил по этим шатающимся полам.

— Что расположено наверху?

— Пара комнат, — ответила она, слегка передернув плечами.

И Микаел сделал то, о чем она просила. Высвободить вручную крепко стоящие балки было нелегко, но ее присутствие придавало ему силы, о существовании которых он и не подозревал. В подвале было очень холодно, но на нее холод, казалось, не действовал.

Прошел целый час, и ему, наконец, удалось переставить балки в указанное ею место.

Она горячо поблагодарила его, и они пошли обратно.

Микаел совсем окаменел от холода. Она, как обычно, проводила его до ворот.

— Увидимся завтра, — сказал он. — Я приду навестить Биргитту.

Ему показалось, что на ее лице появилась гримаса.

— Не забудь про каретник, — напомнила она. — Я подам тебе знак, когда ты сможешь свободно зайти туда.

Микаел кивнул, по-прежнему неприятно пораженный враждебностью и скрытностью обитателей дома. Ему не хотелось быть мячиком в их игре, и в то же время он не мог решить, на чьей он стороне. Биргитта была ближе его сердцу, и в то же время он не мог противиться воле этой величественной дамы.

Они попрощались. Микаела ожидали тревожные сны. Эта ночь была куда хуже остальных. Он переживал теперь трудные времена, все вокруг казалось ему сплошным ненастьем, кошмаром и