Я - Малала. Уникальная история мужества, которая потрясла весь мир - Малала Юсуфзай

К началу января 2009 года в моем классе, прежде насчитывавшем двадцать семь учениц, осталось всего десять девочек. Многие мои подруги уехали из долины Сват, чтобы получить образование в Пешаваре. Но мой отец твердо заявил, что мы никуда не уедем.

– Сват так много дал всем нам, – говорил он. – И в эти тяжелые дни мы не должны бросать нашу долину на произвол судьбы.

Как-то вечером мы были в гостях у друга отца, доктора Афзала, который руководил крупной клиникой. После ужина доктор предложил отвезти нас домой на своей машине. По обеим сторонам дороги выстроилась цепь талибов в масках и с автоматами. Конечно, все мы испугались. Клиника, которой руководил доктор Афзал, находилась в районе, захваченном талибами. Из-за комендантского часа и постоянной стрельбы клиника не могла нормально работать, и доктор решил перевести ее в Барикот. Жители района протестовали против этого. Пресс-секретарь талибов Муслим Хан позвонил доктору и попросил его вернуть клинику на прежнее место, обещая поддержку и защиту. Доктор Афзал попросил совета у моего отца, и тот ответил:

– Не верь в добрые обещания дурных людей.

Доктор и сам понимал, что на покровительство талибов полагаться не стоит, и не отступился от своего решения перевести клинику в другой район.

Доктор Афзал жил недалеко от нас, и поэтому, когда он доставил нас домой, отец сказал, что теперь проводит своего друга к его дому. Отец не хотел оставлять доктора без поддержки, если машину остановят талибы.

– Как мы представимся патрульным? – нервно спросил доктор Афзал, когда они двинулись в обратный путь.

– Доктор Афзал и Зияуддин Юсуфзай, как же еще, – пожал плечами отец. – Зачем нам врать? Мы не сделали ничего дурного. Чужими именами называются только преступники.

К счастью, талибы куда-то исчезли. Когда отец позвонил и сказал, что они с доктором Афзалом благополучно добрались до его дома, мы все облегченно выдохнули.

Я ни за что не хотела сдаваться. Но черный день, после которого все девочки должны были бросить школу, неумолимо приближался. Я не представляла, как в XXI веке кто-то может запретить учиться 50 000 пакистанских девочек. Наверняка что-то произойдет, и школы для девочек будут работать по-прежнему, надеялась я. Мы решили, что звонок школы Хушаль замолкнет последним. Госпожа Мариам, директор школы для девочек, специально вышла замуж, чтобы иметь возможность остаться в долине Сват. Дело в том, что ее семья переехала в Карачи, более спокойный район, а она, будучи женщиной, не могла жить одна.

И все же в среду, 14 января, моя школа была закрыта. Проснувшись утром, я увидела в своей комнате телевизионные камеры. Пакистанский журналист по имени Ирфан Ашраф следовал за мной по пятам, даже когда я читала молитвы и чистила зубы.

Отец очень нервничал и переживал, что подвергает меня риску. Один из друзей убедил его сняться в документальном фильме, который будет размещен на сайте «Нью-Йорк таймс» и расскажет всему миру о произволе сватских талибов. За несколько недель до этого мы встретились в Пешаваре с американским журналистом Адамом Элликом. Во время этой встречи произошел забавный случай. Сначала Эллик взял у отца длинное интервью по-английски. Я все это время молчала. Потом он начал беседовать со мной, в качестве переводчика используя Ирфана. Минут через десять он понял по выражению моего лица, что я прекрасно понимаю его вопросы без переводчика.

– Ты говоришь по-английски? – спросил он меня.

– Да, говорю, но боюсь в этом признаться, – ответила я.

Адам был поражен.

– Удивительные вы люди! – сказал он моему отцу и Ирфану. – Эта девочка говорит по-английски лучше вас обоих, а вы зачем-то скрываете это и работаете для нее переводчиками.

Все мы расхохотались.

Идея фильма состояла в том, чтобы запечатлеть, как мой отец проведет день закрытия школы. Но когда встреча близилась к концу, Ирфан обратился ко мне.

– Что ты будешь делать, если не сможешь вернуться в свою долину и ходить в школу? – спросил он.

Я ответила, что этого никогда не случится. Но он убеждал меня в том, что подобный поворот событий весьма вероятен. Тогда я расплакалась. Наверное, именно в тот момент Адам решил, что главной героиней фильма должна стать я.

Поехать в долину Сват Адам не мог, потому что для иностранца это было слишком опасно. Когда Ирфан и его оператор прибыли в Мингору, мой дядя, живущий в нашем доме, принялся убеждать нас отказаться от этой затеи, говоря, что это слишком опасно. Отец понимал, что мы подвергаем себя риску, и просил журналистов спрятать камеры. Но, так или иначе, отступать было уже поздно. Журналисты проделали длинный путь, а пуштуны никогда не нарушают обычай гостеприимства. К тому же отец верил в то, что наш долг – открыть миру правду о том, что творится в нашей долине. Друзья убедили его, что фильм о девочке, лишенной возможности учиться, будет иметь несравненно больший резонанс, чем рассказ о переживаниях взрослого человека.

К тому времени я успела дать множество телевизионных интервью. Мне так нравилось выступать перед камерами, что мои друзья дразнили меня «телезвездой». Но жить под прицелом камеры мне прежде не приходилось.

– Держись как можно естественнее, – твердил Ирфан.

Но следовать этому совету оказалось совсем не просто. Я показала свою школьную форму, которую больше не могла носить. Рассказала о том, что по дороге в школу ужасно боюсь встречи с талибами. В Афганистане они плескали кислотой в лицо девочкам-школьницам, и мне страшно было подумать, что подобное может случиться со мной.

В то последнее школьное утро перед началом занятий мы устроили собрание, но голоса заглушал шум вертолетов. Все выступавшие возмущались беспределом талибов. В последний раз прозвенел школьный звонок, и госпожа Мариам объявила, что начинаются зимние каникулы. Но в отличие от прошлых лет не было объявлено, когда занятия возобновятся. Несмотря на это, некоторые учителя дали нам домашнее задание. В школьном дворе я обнялась и простилась со своими одноклассницами. Взглянула на доску почета и с грустью подумала о том, появится ли на ней вновь мое имя. В марте мы должны были сдавать экзамены, но состоятся ли они? Стать первой ученицей в классе невозможно, если тебя лишили права учиться. Только когда мы что-то теряем, мы понимаем, как это было для нас важно.

Прежде чем закрыть за собой школьную дверь, я оглянулась, словно прощаясь со школой навсегда. Мне и моим одноклассницам не хотелось, чтобы последний школьный день закончился, поэтому мы не спешили расходиться. Вместо того чтобы идти домой, мы отправились во двор начальной школы, где было больше места для игр и беготни, и принялись играть в манго-манго. Участники этой игры встают в круг и поют, а когда пение смолкает, все должны замереть. Тот, кто пошевелится или засмеется, выбывает.

Обычно мы уходили из школы около часу дня, но в тот день задержались до трех. Прежде чем уйти, мы с Монибой поспорили из-за какой-то ерунды. Сейчас я даже не могу вспомнить, из-за чего именно. Все остальные девочки смотрели на нас с удивлением: