Я - Малала. Уникальная история мужества, которая потрясла весь мир - Малала Юсуфзай

– Это взрыв?

В те дни наша повседневная жизнь была насквозь пропитана страхом. От любого резкого звука или толчка мы вздрагивали, как от выстрела или взрыва.

Хотя поездка в Исламабад была короткой, она позволила нам на время забыть о проблемах, которые ждали нас дома. Но стоило нам вернуться в Мингору, угрозы и трудности обступили нас плотным кольцом. И все же долина Сват оставалась нашим домом, и мы не собирались этот дом покидать.

Войдя в свою комнату, я первым делом открыла шкаф и бросила грустный взгляд на школьную сумку и форму. Сердце мое сжалось. Счастливые дни отдыха остались позади, жестокая реальность вновь вступала в свои права.

Школа для мальчиков открылась после зимних каникул, но мой брат Хушаль сообщил, что хочет остаться дома, как я. Я ужасно рассердилась.

– Ты даже не представляешь, как тебе повезло!

Лишившись школы, я не представляла, чем заполнить свои дни. У нас даже телевизора не было – во время нашей поездки в Исламабад его украли, причем воры воспользовались той самой лестницей, которую мама держала у задней стены на случай вторжения талибов.

Кто-то подарил мне «Алхимика» Пауло Коэльо, историю юноши-пастуха, который совершает длительное путешествие в поисках сокровища, не догадываясь о том, что сокровище ждет его дома. Книга так мне понравилась, что я перечитала ее множество раз. «Если ты чего-нибудь хочешь, вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы желание твое сбылось», – говорилось в ней. Не думаю, что Пауло Коэльо когда-нибудь сталкивался с талибами или нашими беспомощными политиками.

Я не знала, что Хай Какар ведет секретные переговоры с Фазлуллой и его полевыми командирами. Он познакомился с ними, когда брал у них интервью, и теперь пытался убедить их снять запрет с образования для девочек.

– Послушайте, маулана, – говорил он Фазлулле. – Вы убивали людей, вы резали их, как скот, рубили им головы. Вы закрывали школы и взрывали их. До сих пор весь Пакистан молча смотрел на ваши черные деяния. Но когда вы запретили девочкам учиться, это переполнило чашу терпения. Даже пакистанские средства массовой информации, которые до сих пор относились к вам очень лояльно, выступили против этого.

Под давлением общественного мнения Фазлулла пошел на уступку: он разрешил учиться девочкам, которым еще не исполнилось десяти лет. Теперь многие девочки притворялись, что они младше, чем на самом деле. Мы снова начали ходить в школу. Правда, форму мы по-прежнему не носили, а книги прятали под шалями. Конечно, мы шли на риск, но упустить возможность заниматься мы не могли. К нашей великой радости, госпожа Мариам, несмотря на угрозы, нашла в себе мужество вернуться на работу. Она знала моего отца много лет, познакомилась с ним, когда ей было десять, и между ними царило полное доверие. Когда на собраниях отец говорил слишком долго, а это случалось нередко, она всегда делала ему знак, что пора заканчивать.

– Подпольная школа – это наш молчаливый протест, – говорила госпожа Мариам.

В своем блоге я ничего не писала о том, что мы возобновили занятия. Если бы талибы узнали об этом, они положили бы учению конец, а нас убили бы, как танцовщицу Шабану. Некоторые люди боятся привидений, другие – пауков или змей. Но, как это ни печально, наиболее реальную опасность для человека представляют другие люди.

По пути в школу я иногда встречала талибов – бородатых, с длинными грязными волосами. Как правило, они закрывали лица черными платками. Их угрюмый вид наводил ужас. Улицы Мингоры опустели, треть жителей покинула долину. Отец говорил, нельзя упрекать людей за то, что они спасаются бегством, ведь правительство не оказывало нам никакой реальной помощи. Численность правительственных войск – 12 000 человек – как минимум в четыре раза превышала численность отрядов Талибана. К тому же в распоряжении армии были танки, вертолеты и новейшие виды оружия. Тем не менее 70 % территории долины Сват находилось под контролем талибов.

Через неделю после того, как в школе возобновились занятия, 16 февраля 2009 года, ночью нас разбудил грохот выстрелов. У пуштунов есть обычай на свадьбах и в честь рождения детей устраивать пальбу из винтовок, но в последнее время про этот обычай забыли. Поначалу мы испугались, а потом до нас дошла новость. Оказывается, пальбу открыли в честь важного события: между движением Талибан и правительством провинции Хайбер-Пахтунхва было заключено мирное соглашение. Правительство принимало на себя обязательство внедрить на территории долины Сват законы шариата, а боевики Талибана должны были прекратить военные действия. Талибы согласились на десятидневное перемирие и в качестве жеста доброй воли отпустили китайского инженера, специалиста по телефонным коммуникациям, которого похитили полгода назад.

Разумеется, мы были счастливы – мы с отцом всегда выступали за мирное соглашение, – но опасались, что условия договора не будут соблюдаться. Люди в расчете на то, что Талибан прекратит свои бесчинства и позволит им вести нормальную жизнь, возвращались домой. Все надеялись, что шариат, учрежденный в долине Сват, будет отличаться от афганского варианта, что мы обойдемся без полиции нравов и вновь откроем школы для девочек. Долина Сват останется прежней, убеждали себя люди, лишь система правосудия у нас будет другой. Я хотела в это верить, но не могла избавиться от тревожных подозрений.

– Ведь ясно же, что всякая система зависит от людей, которые контролируют ее работу, – рассуждала я. – А кто эти люди? Талибы.

Трудно было поверить, что все наши бедствия остались в прошлом. Талибы лишили жизни более одной тысячи простых людей и полицейских. Они взрывали мосты, закрывали школы и предприятия. Благодаря им женщины превратились в затворниц. Правосудие в нашей долине практически отсутствовало, решения, принимаемые публичным судом, были поистине варварскими. Все мы жили в состоянии постоянного страха. А теперь нам обещали, что весь этот кошмар прекратится.

За завтраком я сказала братьям, что сейчас наступил мир и, значит, они должны прекратить играть в войну. Как всегда, они меня не послушались и принялись за любимую игру. Хушаль схватил игрушечный вертолет, Атал – пластмассовый пистолет. Один во всю глотку орал «Огонь!», другой – «Занять позиции!». Я, не обращая на них внимания, пошла к себе и достала из шкафа школьную форму. «Неужели я смогу снова носить ее открыто? – думала я. – Неужели я снова возьмусь за учебники, а в марте буду сдавать экзамены?»

Радостное возбуждение длилось недолго. Два дня спустя на крыше отеля «Тадж Махал» я давала интервью известному журналисту по имени Хамид Мир, когда пришла печальная новость об убийстве другого тележурналиста. Его звали Муса Хан Хел, и он часто брал интервью у моего отца. В тот день он вел репортаж о марше мира, возглавляемом Суфи Мухаммедом. На самом деле это был вовсе не марш, а проезд длинной вереницы машин. Труп Мусы Хана был найден поблизости от улицы, где завершилась эта акция. Тело было изрешечено пулями, горло перерезано. Мусе Хану было двадцать восемь лет.

Мама была так расстроена, узнав о его гибели, что проплакала всю ночь. Надежды на то, что мирный договор положит конец насилию и жестокости, не оправдались. Мама боялась, что наши упования на спокойную жизнь окажутся иллюзией.