Сломанные каблуки, или Миссис Совершенство - Джейн Портер

Мечтала.

— Прости, Джемма, — негромко сказала я и взяла дочь за руку.

Она тут же ее отдернула.

— Мама, нет! Нет!

— Джемма, прости, но все решено.

— Не-е-ет! — разнесся по всей гостиной крик. — Нет! Нет!

Я даже не смотрела на Натана. Я ощущала его боль. Он адски страдал. Муж знал, что я горячо люблю этот дом. Я знаю, что девочки его любят. Мы вложили в него часть своей души, но ничего уже не поделаешь. Если слишком много тратить и жить чересчур шикарно, падение всегда болезненно.

— Джемма, — произнесла я так строго, что девочка тут же перестала визжать.

Все посмотрели на меня. Включая Натана.

Только я могу спасти семью.

Не знаю, с чего я вдруг так подумала, но это тот же самый инстинкт, который заставляет маленькую девочку укачивать и баюкать куклу.

Что-то внутри меня пробуждалось к жизни. Я справлюсь. Я знаю, что делать. Я помогу. Окружу их всех любовью. Вещи — это всего лишь вещи. Семья — нечто большее, чем совокупность вещей.

— Никто не умер, — сурово произнесла я. — Мы просто переезжаем в дом поменьше. И все будет в порядке. Возможно, сейчас так не кажется и какое-то время придется потерпеть. Но мы справимся. Обязательно. Вот и все… — Я взглянула на мужа — у него в глазах стояли слезы. — Вот и все, что я хотела сказать.

Выписав мне чек, чтобы мы могли протянуть еще пару недель, Натан положил бумаги в портфель. Усадив на заднее сиденье рыдающих девочек, я отвезла мужа в аэропорт — он летел в Омаху через Миннеаполис. Ему предстояла еще одна долгая ночь без сна, а я ворочалась в постели почти до половины второго, глядя на лампу на столике.

Открыть девочкам правду оказалось сложнее, чем я ожидала. Я думала, они расплачутся, но реакция Джеммы меня поразила.

А что еще нам делать? Признать себя банкротами? При мысли об этом у меня все внутри переворачивается. Слово «банкротство» ужасно, у него вкус прокисшего молока.

Это могло бы спасти дом.

Но все бы узнали правду.

Если мы продадим дом, все и так узнают.

Так или иначе, обо всем узнают.

Я накрыла голову подушкой и заплакала. Такое ощущение, что из меня заживо тянули жилы.

Будильник звонил, а я продолжала спать.

Не могла встать. Не в силах встретить новый день. Не в силах взглянуть в лицо реальности.

Еще пять минуток, подумала я, задремала и уткнулась носом в подушку.

Я пыталась заснуть. Но внутренний голос не давал мне покоя. Если я сейчас не встану, девочки проспят, опоздают на автобус, и мне придется их подвозить. В школе им попадет.

Плевать.

Пускай опоздают. Пускай пропустят уроки. Это всего лишь начальная школа, они всего лишь дети, а я всего лишь в глубочайшей депрессии.

Наверное, я все-таки заснула, потому что меня внезапно разбудила Брук.

— Мама, вставай, уроки начались полчаса назад. Мама, вставай, мы проспали.

Я перекатилась на спину и сонно зажмурилась.

— Все уже встали?

— Джемма спит. Тори смотрит телевизор. — Брук, склонив голову набок, изучала меня. — Тебе грустно, мама?

Я была готова сказать «нет» и притвориться счастливой, но не смогла. Счастье нельзя подделать. Только не теперь.

— Да.

— Из-за дома? — осторожно спросила дочь.

Я кивнула.

— И не только.

— Потому что папа живет в Омахе?

— Да. Он слишком далеко от нас.

Брук погладила меня по голове. Как странен этот ласковый жест для моей разбойницы.

— Я тебя люблю. Ты лучшая мама на свете. Пусть даже у тебя всегда много дел.

Я поймала ее ручонку и поцеловала.

— У меня так много дел?

— Да-а.

— Если бы я работала, их было бы еще больше.

— Не хочу, чтобы ты работала. Хочу видеть тебя каждый день.

— Ты бы и так видела меня каждый день. Перед уроками и после школы.

Брук пожала плечами:

— Но это не то же самое. И почти ни у кого мамы не работают. Точнее, ни у кого мамы не работают.

Я села, поцеловала дочь в макушку и выбралась из постели.

— Ступай разбуди Джемму. Я быстро оденусь и отвезу вас в школу. Вели Джемме поторопиться и по пути к машине возьми печенье, потому что нам некогда.

Брук выбежала, а я пошла в ванную, собрала волосы в пучок и залезла под душ. Сегодня было некогда мыть голову, но даже если бы и нашлось время, вряд ли я бы смогла.

Знакомая хандра вновь охватила меня, еще сильнее прежнего. Я включила воду на полную мощность, но это не помогло. Мне было грустно, и я держалась изо всех сил. Я старалась быть оптимистичной, сильной, бодрой. Пыталась сохранять спокойствие, тогда как, по правде говоря, временами хотелось все бросить и плыть по течению.

Я чувствовала себя отяжелевшей, мрачной, медлительной. Никому, даже Натану, нельзя сказать об этом, потому что окружающие ждут от меня слишком многого. А Натан, судя по всему, теперь ожидает худшего.

Но он не понимает. Не понимает, каково это — потерять себя, обезуметь. Или по крайней мере жить в страхе за свой рассудок. Если потерять ключи или шляпу, скажут, что ты витаешь в облаках. Если в очередной раз потерять кошелек или паспорт, назовут растяпой. Но потерять рассудок… Это уж точно социально неприемлемо. Когда речь заходит о психическом здоровье, люди чувствуют себя неловко. Мне доводилось слышать рассказы о нервных срывах в разгар вечеринки.

В конце концов я надела элегантный твидовый жакет, юбку в тон, коричневые колготки, сапоги от Джимми Чу на высоких каблуках, причесалась, собрала волосы в низкий хвост и механически улыбнулась своему отражению в зеркале. Я по-прежнему хорошо выгляжу. Никто не заподозрит, что я сломлена.

Я оставила машину перед школой, хотя это запрещено. Но мне нужно зайти всего на секунду, и я не единственная, кто так делает. Все матери там паркуются, если им нужно на пару слов заскочить к директору.

Я зашла в кабинет вместе с девочками.

— Я проспала, — сказала я Элис, пока старшие дочери, взяв пропуска, ушли на урок. Не слишком хорошее оправдание. Но у меня просто недостает сил лгать.

— Ты нездорова? — спросила Элис.

— Да… нет…

— Мы продаем дом, — выпалила Тори, которая стояла рядом со мной.

Элис подняла брови:

— Продаете дом?

Я не была готова объявить об этом во всеуслышание — пусть Элис и не из болтливых, у школьных стен есть уши.