Трудно быть богатой - Мария Жукова-Гладкова

— Ты писал?

— Я, — подтвердил мой знакомый.

Дедушка Вова тут же ударился в воспоминания о своих хождениях в баню — они ведь в нашей стране практиковались и в советские времена. Журналист заинтересовался, и я быстро поняла, что стала на кухне лишней, поэтому удалилась в комнату наводить красоту, оставив мужчин вдвоем.

Вернувшись через некоторое время, мне пришлось констатировать, что на мой новый облик двое мужчин даже не обратили внимания. Саша-Матвей только успевал менять кассеты в диктофоне, а свекор заливался соловьем, теперь вспоминая какой-то комсомольский слет и чем там занимались комсомольцы.

С большой неохотой журналисту пришлось прервать такую увлекательную беседу, но он клятвенно обещал навестить свекра на даче с ящиком пива и послушать его воспоминания о бурной молодости. Представляю, как он это все подаст в «Скандалах». Лично я бы открыла рубрику «Воспоминания о боевом прошлом» — впрочем, ее название может быть более хлестким. Петрович тратил бы гонорары на материальную поддержку завода «Балтика».

Свекор сказал, что сегодня, наверное, заночует у меня в квартире и приглашал друга Сашу заезжать, если Оленька не возражает.

— Приезжайте, — кивнула я. — Раскладушка есть. И детские кровати свободны.

При упоминании детей у меня на глаза навернулись слезы, мужчины дружно кинулись меня утешать, уверяя, что вопрос в ближайшее время должен как-то разрешиться. Со свекром рассталась до вечера, Саша-Матвей уже сегодня обещал привезти ящик пива («если Оленька не против»).

На улице журналист кивнул на темно-синий «сааб» и открыл передо мной переднюю дверцу пассажира.

— Пересаживаться будем за городом, — сказал он. — Не хочется тут тайник показывать честному народу.

Под последним выражением он имел в виду полную скамейку бабок, сидящих у нашего подъезда и с большим интересом наблюдавших за мной и Сашей-Матвеем. Представляю, как мне в последнее время помыли косточки. Вначале бывший на «шестисотом» «мерсе», потом Камиль на навороченном джипе, журналист Сережа на «шестерке» (хотя его могли и не видеть: все-таки ночью меня привозил), Костя, теперь новый поклонник… А был еще и опер Андрей Геннадьевич… Да, бабкам есть о чем поговорить.

По пути нам пришлось заскочить к Саше-Матвею домой: у него осталось слишком мало кассет, так как часть была им израсходована на запись воспоминаний свекра. Жил Голопопов вдвоем с мамой — сухонькой женщиной неопределенного возраста. Квартира была бедно обставлена, мама тоже вид имела неважный. На меня посмотрела удивленно, но ничего не сказала.

Что касается комнаты моего приятеля, то там, признаться, не знала, куда поставить ногу, и поняла значение выражения насчет черта и его конечностей. Здесь следовало проявлять большую осторожность, чтобы не повредить свои. Центральное место на большом письменном столе занимал компьютер со всеми возможными наворотами. В другом углу стоял телевизор с видеомагнитофоном и парочка обычных кассетников. На потолке висели колонки. По полу во все стороны тянулись какие-то провода, я так и не поняла, что с чем соединяется. Стены были увешаны многочисленными полками, забитыми книгами, журналами, газетами, аудио- и видеокассетами, компакт-дисками, дискетами, тетрадями, календарями и ежедневниками. На всех стульях лежали горы макулатуры, — то есть, я назвала бы это макулатурой, — но для обладателя забавного псевдонима все это явно имело определенную ценность.

Узкая кровать, небрежно застеленная пледом, тоже служила чем-то вроде полки. Как сказал хозяин, ночью он все перекладывает на пол, а утром водружает обратно. Под кроватью в чемоданах хранились фотографии, которые мне обещали как-нибудь дать посмотреть.

Казалось, что в этом бардаке невозможно что-то найти, но Саша-Матвей в своем бедламе ориентировался великолепно и дал мне совершенно четкие указания, где взять чистые кассеты, пока сам просматривал еще какие-то штуковины непонятного мне предназначения. Наконец все было собрано в спортивную сумку средних размеров, и мы вышли в коридор. Там нас тихо ждала мама.

— Я забыла тебе сказать сразу, — обратилась она к сыну. — Сергей звонил. Вчера убили кого-то в выставочном комплексе, где он был.

Саша-Матвей тут же посмотрел на меня.

— Толика, референта Надежды Георгиевны. Я не знаю его фамилии. Свекровь сегодня утром ездила на опознание. Извините, забыла вам сказать.

— Интересно… — задумчиво протянул журналист. — Сама от любовника избавилась или конкуренты постарались?

— Что? — произнесла я полушепотом.

— А вы не знали? У меня и фотографии имеются.

Саша-Матвей снова исчез в своей комнате. Я стояла, держась рукой за стенку.

— Вам плохо? — тихим голосом спросила мама журналиста. — Может, воды?

Я молча кивнула и пошла вслед за женщиной на кухню, там опустилась на табуретку. Она налила мне воды из кувшина, а потом спросила:

— А вы теперь работаете с Сашей?

Я удивленно посмотрела на нее.

В это мгновение появился сам журналист и сообщил, что мама имела честь лично познакомиться с Эросмани, модной ныне писательницей.

— Правда? — еще больше удивилась мама. — А я представляла вас… — Она замолчала, внимательно меня разглядывая, потом добавила: — Нет, такой и представляла.

Я покраснела, не зная, смеяться мне или плакать.

— Бывшая Олина свекровь — это нефтяная королева, мадам Багирова, заправляющая «Алойлом». А Олин бывший муж — Алексей Багиров, на которого за последнюю неделю было совершено два покушения. Сейчас я только что записывал Олиного свекра, вот все кассеты занял. Представляешь, мамуль, какая семья интересная? Да о них роман писать можно. А вот и снимки, которые я искал.

На фотографиях в самом деле были изображены Надежда и покойный Толик в компрометирующей обстановке. Неужели свекровь настолько неосторожна?

Саша-Матвей между тем продолжал:

— Мама — мой первый читатель, она все мои статьи редактирует, чтобы было не очень резко, а то я могу увлечься и такого понаписать… Мамуль, к завтрашнему вечеру сделаешь?

— Сделаю, — кивнула она. — А ты когда будешь-то? Вы куда вообще собрались?

— Олиных детей украли.

— Господи! — женщина схватилась за сердце.

— Вот попробуем что-нибудь выяснить. А вечером я к Олиному свекру собираюсь. Так что не волнуйся, если не приду.

— Ты хоть позвони, — сказала мама, когда журналист чмокал ее в морщинистую щеку. Потом посмотрела на меня и добавила: — Будьте осторожны. И, пожалуйста, присмотрите за Сашей. А то он может слишком увлечься.

— Все будет окейно, мамуль! — Саша-Матвей подхватил меня под локоть и потащил из квартиры. — Волнуется, — сказал он, садясь в машину.

Из дальнейшей беседы выяснилось, что его мама всю жизнь проработала корректором в Лениздате, и, выйдя на пенсию, продолжает брать работу домой, ну, и ему с текстами помогает. Он признался, что его порой заносит, и тогда мама едва ли не переписывает его статьи, ну, и запятые — самые нелюбимые знаки препинания! — расставляет. Вот только все никак не может освоить компьютер.