Бимен - Алексей Бартенев

которая вбивая ноги в каменное покрытие, широко шагала в его направлении, то не на шутку испугавшись, откинул в сторону метлу, и бросился наутек.

— Стой! — окрик, как выстрел угодил прямо в спину убегавшему, и заставил его резко остановиться. — Я спросить хочу, — продолжила она, приближаясь к замершему дворнику. — Ты видел, кто это сделал?

— Нет, госпожа. Я пришел в девять, они уже были такие, — он сделал паузу, подбирая слово. — Мертвые. Пока я сходил за пакетами, пока вернулся. Потом начал собирать, и вы пришли.

— Я говорю, ты кого-нибудь видел? — Ален, приблизившись вплотную, попыталась в испуганных глазах увидеть хоть что-то.

Дворник замотал головой, не в силах даже промычать.

— Спасибо, мужчина. Простите, что напугала вас, — развернувшись на месте, Ален медленно, глядя себе под ноги, пошла обратно. Заметив движение, она ускорила шаг. Перед ней, на усыпанную мусором и трупами площадь, опустилась пара голубей. Коснувшись брусчатки, они принялись собирать валявшиеся семена. Ален перешла на бег, крича, и пугая птиц. Увидев ее, они взлетев, сели неподалеку на дерево. Но не прошло и полминуты, как они, с глухим стуком упали на молодую траву, пробивающуюся из сырой земли.

Фастрич добился своего. На парковой площади стояла не грязная сумасшедшая, подкармливающая птичек, по доброте душевной, а строгая, расчетливая, безжалостная к врагам, знающая себе цену воинственная амазонка. Холод во взгляде, которым она обожгла Кила, вспугнул толпу мурашек на его спине. И сейчас, они бежали от поясницы к затылку, заставляя шевелиться волосы, и потеть подмышки. Оторвать взгляд от Ален было невозможно. Если бы еще порыв ветра всколыхнул волосы, то можно было бы добавить какую-нибудь воинственную музыку, которая обычно сопровождает появление супер героев.

Первый раз в жизни, Кил Фастрич осознал, что не сможет больше жить, если этой женщины не будет рядом. Он стоял и смотрел на свою любовь, и сейчас ему было совершенно наплевать, будет ли она сварливой бабой, нудящей и проедающей его плешь изо дня в день, или же заботливой и любящей женой. Сердце, мирно спавшее, до сего момента, ожило и запело, а в ушах появился звон, от внезапно подскочившего давления.

Следующее, что он увидел, был потолок больничной палаты, куда он попал с подозрением на инсульт. Старый изношенный организм не вынес сердечных переживаний, и отключил основные функции, такие как зрение, слух, способность мыслить, и управлять телом, отправив в глубокий нокаут, влюбленного старика.

4. Палата

В помещении, где теперь предстояло некоторое время провести Килу Фастричу, было чисто, светло, и прохладно. Судьба подарила ему трех соседей. Двое из них играли в шахматы на прикроватной тумбочке, а третий похоже, что спал. Попытавшись приподняться на кровати, и сесть, Кил обнаружил полное бессилие своего организма. Вялые руки не слушались, и от напряжения зашумело в голове. Он откинулся на подушку, и закрыв глаза, восстанавливал сбившееся дыхание.

— Отдыхай, Дурило! Расслабься. А то тромб оторвется, и вышибет тебе мозги! — обладатель голоса хохотнул от своей остроты.

Напрягаться и глядеть на местного комика не было ни сил ни желания. «Интересно, — думал Фастрич. — Сколько я тут уже отдыхаю?» Дверь палаты открылась, и в образовавшийся проем протиснулся невероятно пузатый мужик. Он опирался на костыль, и было видно, что не очень хорошо стоял на ногах без него.

— О, Кекс пришел. Тебя ж должны выписать сегодня, Кекс, — голос явно принадлежал комику. — Что пришел? Иди, вещи собирай.

— После двух выпишут, — гость, как хромой пират, подошел к шахматистам. — Что, Донни, опять продуваешь? — Толстяк склонился над доской и осмотрел положение фигур. Потом бесцеремонно взял чашку, стоявшую рядом с доской, и выпил ее содержимое.

— Убирайся! — заверещал хозяин чашки.

— Какой же ты тупица, Донни, — пират мило улыбнулся. — Я же сказал: после двух пойду собираться.

Комик отвернулся от толстяка, и плюхнулся на кровать, на которой только что сидел. Он свернулся калачиком и засунул руки подмышки, всем своим видом показывая пренебрежение к толстяку. Судя по всему, в огромном животе пирата не было ни грамма совести, потому, что он решил не стоять перед тумбочкой с шахматной доской. Он сел прямо на обиженного, едва не раздавив того. Чем сиюминутно, вызвал бурю негодования. Нисколько не смутившись, Кекс переставил фигуру на доске, и провозгласил: «Шах!»

Терпение лежащего на кровати иссякло, и он выбравшись из-под толстяка, сунул ноги в тапочки, и зашаркал в сторону выхода. После того, как дверь за ним захлопнулась, а гневные бормотания стихли в коридоре, прозвучал голос второго шахматиста:

— Ну чего ты над ним издеваешься?

— Потому, что он первый начал. Не трогал бы меня, играл бы сейчас с тобой, — толстяк вздохнул. — Не умеет Донни сдерживаться, и в шахматы играть не умеет. Вот гляди, снова проиграл! — по интонации было слышно, что толстяк улыбается.

— Это точно, — шахматист тоже улыбался. — А у нас новость: дед в себя пришел.

— Это вот этот, инсультник? А я уж думал, что ему все, конец настал. Живучий однако старикан. Ну ничего, наши медики этого так не оставят.

От юмористических разговоров такого характера, у Кила внутри все похолодело. Он знал, что в его возрасте в больницу лучше не попадать. Ничего хорошего из этого не получится. Но не думал, что это как-нибудь коснется его. Боясь спугнуть откровенный диалог, он лежал, боясь пошевелить даже глазом. А между тем, двое продолжали:

— К тебе Энни приходила? — теперь толстяк что-то жевал.

— Была, с утра, — второй горестно вздохнул.

— Ладно я. — он что-то проглотил. — А вот от тебя ей что надо?

— В крематорий билеты продает. Тебе взять один? — ответил шахматист.

— Не смешно! — толстяк вздохнул. — Ладно, пойду собираться. Буду уходить, загляну еще.

Дверь тихонько закрылась. В палате повисла тяжелая тишина, изредка нарушаемая стуком деревянных фигур, складываемых в коробку. От лежания без движения Кил начал проваливаться в сон. В полузабытьи, ему виделась Ален, кормящая мертвых голубей с руки. Они ползли к ней, на ватных ногах, помогая себе крыльями, а их головы болтались из стороны в сторону. Оторвавшись от своего занятия, она подняла глаза и с укоризной поглядела на Фастрича. Через несколько секунд она продолжила свое занятие.