Горячие деньги - Дик Фрэнсис

Немного успокоенный, Малкольм поставил на пол миски с кормом, вытер руки и сказал, что настало время пропустить стаканчик шотландского. Я запер изнутри кухонную дверь и прошел за ним в кабинет. Малкольм наполнил два стакана шотландским виски и спросил, класть мне лед или не надо. Я пил обычно со льдом, поэтому снова спустился в кухню достать кубики из морозильника. Когда я вернулся, Малкольм вынул из своего портфеля какие-то бумаги и просматривал их.

— Вот, почитай. Это новое завещание, — сказал он и подал бумаги мне.

Я глянул на дату и отметил, что Малкольм составил новое завещание как раз перед тем, как позвонить мне и помириться. Поэтому я не ожидал найти там свое имя. Но я был несправедлив к отцу. Сидя в кресле и потягивая виски, я прочитал вначале все указания насчет небольших сумм для людей вроде Артура Белбрука, пробрался сквозь темный лес запутанных юридических терминов, все эти «вверяю попечительству» и тому подобное, и наконец добрался до главного.

«Каждой из моих бывших жен — Вивьен, Джойси и Алисии — я оставляю по пятьсот тысяч фунтов.

Мой сын Робин получает назначенное мной обеспечение, а остальное движимое и недвижимое имущество должно быть разделено в равных долях между моими детьми Дональдом, Люси, Томасом, Жервезом, Яном, Фердинандом и Сиреной».

Дальше следовал длинный перечень условий вроде «если кто-нибудь из моих детей умрет раньше меня, его доля переходит к моим внукам, его детям».

В конце было коротенькое примечание:

«Я завещаю моему сыну Яну кусок тонкой проволоки, который он может найти на моем столе. Он знает, что с ним делать».

Удивленный и растроганный, я оторвал глаза от последнего листа и увидел, что Малкольм тихо хихикает.

— Адвокат решил, что это последнее предложение — непристойная шутка и сказал, что я не должен вставлять такое в свое завещание.

Я рассмеялся.

— Я вообще не рассчитывал найти в завещании свое имя.

Он пожал плечами.

— Ну… Я никогда не забывал о тебе. И долго сожалел… я ударил тебя тогда… и вообще.

— Ты же думал, что я заслужил это…

— Да, тогда я так и думал.

Я снова вернулся к началу завещания и перечитал первые параграфы. Там Малкольм назначал меня своим душеприказчиком, несмотря на то что я был только пятым его сыном. Я спросил:

— Почему я?

— Тебе не нравится?

— Почему же… Я польщен.

— Адвокат просил назвать человека, которому я доверяю. Я выбрал тебя.

Малкольм сунул руку в ящик стола и достал кожаный стаканчик с карандашами. Оттуда он вытащил тонкую проволочку длиной около десяти дюймов, перегнутую пополам, наподобие тех, какие вставляют в цветочные горшочки как подпорки для цветов.

— Если эта потеряется, думаю, ты найдешь другую.

— Конечно.

— Договорились. — Он спрятал проволочку обратно в стаканчик и убрал стаканчик в стол.

— К тому времени, как ты отдашь концы, цены на золото могут взлететь до неба, ты все продашь, и я найду в тайнике одних только пауков.

— Какой ужас!

Мне было очень хорошо с отцом все время после того его первого звонка, и, видимо, ему тоже. Я надеялся, что мне еще очень нескоро придется вскрывать конверт с завещанием.

— Жервез считает, что ты решил растратить сейчас свое состояние, чтобы… э-э-э… чтобы осталось поменьше.

— В самом деле? А ты как думаешь?

— Мне кажется, если ты отдашь деньги семье, а не разным там школьным обществам или кинокомпаниям, то проживешь дольше.

Голубые глаза широко раскрылись.

— Но это же безнравственно!

— Зато практично.

— Я над этим подумаю.

Мы закусили осетриной, но она, похоже, уже начала нам надоедать. Малкольм предложил:

— Завтра приготовим картофельную запеканку с мясом. В холодильнике их полно.

Следующие два дня в Квантуме прошли спокойно. Мы были готовы ко всяким неожиданностям, но, похоже, беспокойство было излишним.

В четверг вечером, гуляя с собаками, мы удостоверились, что садовник уже ушел домой и, завернув в палисадник, наведались в нашу сокровищницу.

Дверь надежно скрывал густой лес крапивы и чертополоха. Малкольм растерянно посмотрел на заросли:

— Проклятые сорняки растут не по дням, а по часам! Я заправил брюки в носки и протоптал дорожку к стене. Примял сорняки, нащупал деревянную подпорку внизу и с усилием ее выдернул. Малкольм наклонился и протянул мне проволочку. Посмотрел, как я нащупываю почти незаметное отверстие в стенке. Проволочка легко скользнула по замурованной в цемент трубке, я нажал посильнее, и защелка внутри отодвинулась — так же легко, как в те времена, когда я только-только устроил свой тайник. Проволочка поддела металлический штырь, и задвижка вышла из паза, а пружинка оттянула ее вверх.

— Я смазал замок. Раньше приходилось попотеть, пока откроешь, там все было покрыто ржавчиной, — сказал Малкольм.

Я толкнул тяжелую каменную дверь, и она со скрежетом повернулась вовнутрь, кирпичные выступы с обеих сторон вышли из своих пазов, но ни один кусочек не отломился.

— Ты хорошо ее построил. Хорошая кладка, — сказал Малкольм.

— Это ты научил меня правильно замешивать раствор, помнишь?

Я шагнул в маленькую комнатку, не больше четырех футов в поперечнике и восьми футов в длину. Она углом сужалась к двери, которая была встроена в одну из длинных стен. В дальнем конце комнаты у стены в несколько ярусов были сложены деревянные ящики из-под винных бутылок. Ближе к выходу стояло две больших картонных коробки, туго перетянутые веревками. Я прошел внутрь и попробовал открыть один из винных ящиков, но он был заколочен гвоздями. Я вернулся к двери и выглянул наружу.

— Там дальше — золото, в картонных коробках — драгоценности, — сказал Малкольм, с интересом глядя на меня.

— Поверю на слово.

В треугольной комнатке было полно пыли, воздух был сырым и затхлым. Как я и говорил Артуру Белбруку, комната не проветривалась. Я вернул задвижку на место с внутренней стороны двери, чтобы она защелкнулась, когда закроется дверь, и вышел наружу. У моего детского проекта был только один недостаток: чтобы закрыть дверь, надо было стать на колени, просунуть пальцы под нижний край двери и сильно потянуть на себя. Тогда кирпичная дверь поворачивалась так, что выступы на ней входили точно в подогнанные пазы на цельной стене, собираясь, как части головоломки, а задвижка попадала как раз в свою выемку и защелкивалась. Я захлопнул дверь тайника, подоткнул под низ деревянный брусок и разворошил примятые сорняки, чтобы не было заметно, что возле моей комнатки кто-то недавно был.

— Утром они снова поднимутся, как ни в чем не бывало. Гадость какая! — сказал Малкольм.