Горячие деньги - Дик Фрэнсис

— Картонные коробки слишком большие. Не пойму, как ты протащил их через дверь? — заметил я, потирая обожженные крапивой ладони и запястья.

— Я пронес разобранные пустые коробки, сложил их внутри и наполнял понемногу.

— Теперь уже можно вынести их обратно.

Малкольм немного помолчал, насупившись, потом сказал:

— Пока дела обстоят как сейчас, пусть лучше они полежат там.

Я кивнул в знак согласия. Малкольм свистнул собакам, и мы отправились на прогулку. Мы не говорили открыто о страхе перед семьей, но этот страх по-прежнему витал в воздухе. Вернувшись с прогулки, Малкольм безропотно подождал, пока я обследую дом, и только потом вошел и покормил собак.

Мы не обсуждали между собой, как долго придется прибегать к таким мерам предосторожности. Последний рапорт Нормана Веста был таким же неутешительным, как и предыдущие, и вечером в среду я записал все сведения, которые ему удалось добыть, на маленьком листочке:

Дональд: работал в гольф-клубе; точно время не указывает.

Хелен: работала дома, делала сувениры.

Люси: читала, гуляла, писала, размышляла.

Эдвин: занимался домашним хозяйством, ездил за продуктами, был в общественной библиотеке.

Томас: искал работу, был дома из-за головной боли.

Беренайс: занималась хозяйством, сидела с детьми. К сотрудничеству не расположена.

Жервез: ездил в Лондон, некоторое время провел в своей конторе, домой приезжал поздно.

Урсула: присматривала за дочерьми. Несчастлива.

Фердинанд: курсы по статистике, никаких записей.

Дебс: конкурс фотомоделей в день аукциона в Ньюмаркете.

Сирена: по утрам и вечером — тренирует группу по аэробике, днем — покупает одежду.

Вивьен: ничем особенным не занималась, ничего вспомнить не может.

Алисия: то же.

Джойси: играла в бридж

Из всего этого следовало только то, что никто из них не позаботился обеспечить себе твердое алиби на оба интересующих нас дня. Алиби, которое могли подтвердить несколько свидетелей, было только у Дебс. Все остальные члены семейства занимались своими делами, не обращая внимания на время приходов и уходов: это нормально для людей, которые ни в чем не виновны.

Только я и Джойси жили в каком-нибудь получасе езды от Квантума. Остальные — Дональд в Хенли, Жервез в Мейденхеде, Томас около Ридинга, Люси возле Марлоу, Фердинанд в Уокингеме, Сирена в Брекнелле, и даже Вивьен в Твайфорде и Алисия возле Виндзора, все они пустили корни по кольцу вокруг родного дома, как семена чертополоха, разнесенные ветром в разные стороны.

Полиция обратила на это внимание при расследовании убийства Мойры, они даже попытались проверить все маршруты трамваев и школьных автобусов, пока у них голова не пошла кругом от ужасной путаницы. Полиции не удалось никого подловить на лжи, но на мой взгляд это ничего еще не значило, когда речь шла о семье, в которой у каждого был богатейший опыт интриг и вранья. Тем не менее факт оставался фактом: никто из Пемброков не мог съездить в Квантум и обратно, не исчезнув на какое-то время из поля зрения.

В эту же среду я немного побродил вокруг теплицы Мойры, размышляя о ее смерти.

Из дома теплица была не видна, как и говорил мне Артур Белбрук. Она располагалась в дальней части сада, густо поросшей кустарником. Я задумался, встревожилась ли Мойра, увидев приближение своего убийцы? Скорее всего нет. Вполне возможно, она сама назначила встречу в этом уединенном месте. Малкольм рассказывал, что Мойра не любила случайных посетителей, ей больше нравилось, когда о встрече предварительно договаривались по телефону. Наверное, это убийство не было продумано заранее, убийца просто воспользовался удобным случаем. Видимо, они поссорились, и никто не хотел уступить. Должно быть, Мойра устроила очередную ядовито-сладенькую гадость, вроде той, когда она выбросила овощи Артура Белбрука.

Мойра, которая собиралась прибрать к рукам Квантум вместе с половиной состояния Малкольма. На этот раз Мойра не учла возможную опасность. Не знаю, поверила ли она до конца в свою кошмарную смерть, даже когда это случилось…

Малкольм целыми днями читал «Финансовые ведомости» и звонил по телефону: иена, как я понял из услышанных краем уха обрывков разговоров, вела себя совершенно отвратительно. Конечно, с точки зрения Малкольма. Хотя мы и звонили, когда нужно, но ни я, ни Малкольм не отвечали ни на какие звонки в Квантум с того утра, когда Вивьен обрушила на отца целую бурю упреков и обвинений, все по поводу того, что Малкольм окончательно спятил. Он выслушал ее с затаенной болью и, когда Вивьен спустила пары, печально сказал мне:

— Какая-то драная кошка из поселка доложила ей, что мы с тобой здесь, так что теперь уже вся семья наверняка в курсе. Она сказала, что Дональд обанкротится, Люси чуть ли не голодает, а Томаса уволили, и он теперь безработный. Это все правда? Не может такого быть. Вивьен хочет, чтобы я немедленно дал им всем по двадцать тысяч.

— Они бы очень не помешали. Вообще-то, она только развила идею Жервеза.

— Но я не могу в это поверить!

Я рассказал отцу о трудностях Дональда с обучением близнецов, о неуверенности Люси, о том, что Томас и Беренайс живут только на установленное Малкольмом много лет назад содержание. Он возразил, что все их проблемы проистекают только из их характеров, и это действительно было так. Еще Малкольм сказал, что если даст денег этим троим, то должен будет сделать то же самое для остальных, иначе между Вивьен, Джойси, и Алисией неминуемо вспыхнет настоящая гражданская война. Он говорил об этом с улыбкой, но уступать не собирался. Отец позаботился о нас, учредив для каждого страховой фонд. Все остальное зависело от нас самих. И Малкольм не изменил своего мнения на этот счет. Он поразмыслил над требованиями Вивьен и решил все оставить как есть. Малкольм сразу же перезвонил ей и сообщил о своих намерениях. Ее чуть не разорвало от бешенства. Я слышал ее голос в телефонной трубке, она называла отца жестоким, бессердечным, порочным, мстительным, мелочным, злобным садистом и тираном. Он обиделся, заорал, чтобы она немедленно заткнулась и бросил трубку, а Вивьен все продолжала бушевать.

Она добилась только того, что Малкольм заупрямился еще сильнее.

Я думал, что Малкольм, как идиот, сам сейчас сует голову в петлю, прямо просит, чтобы его убили. Я смотрел в его неумолимые голубые глаза, которые горели ослиным упрямством, и старался понять, не думает ли он, что дать семье деньги сейчас было бы проявлением слабости, или он считает, что содержание взрослых детей будет ударом по их самолюбию?

Я ничего не сказал. С моей стороны было бы нехорошо просить за других, поскольку я сам был в этом заинтересован. Оставалось только надеяться, что Малкольм когда-нибудь изменит свою позицию. Но это должен был решать только он сам. И я ушел к теплице Мойры, чтобы дать отцу время успокоиться, а когда вернулся, оба мы сделали вид, что разговора не было.