Этот бессмертный - Роджер Желязны

– В подобной ситуации, я считаю, нам следует быть болеедемократичными, – пожала плечами «Рыжий Парик». – Не забывайте, чтотолько вы родились в этой стране. Как бы ни была хороша память Фила, вы сбольшим успехом сможете вывести нас отсюда в ту деревню. Учтите, что мы будемочень спешить. Вы не приказываете Гассану умереть и не бросаете его на произволсудьбы. Он вызвался на все это исключительно, подчеркиваю, исключительнодобровольно.

– Я убью Мертвяка, – спокойно сказалГассан, – а затем догоню вас. Я знаю множество способов укрыться отпреследования. А затем я пойду по вашему следу.

– Это мое дело – убить вампира!

– Тогда, раз мы не можем договориться, то пусть насрассудит жребий, – заявил Гассан. – Если только у нас не забралиденьги вместе с оружием.

– У меня есть кое-какая мелочь, – сказала Элен.

– Подбросьте ее вверх, – попросил я и, когдамонета стала падать, произнес:

– Орел!

Гассан пожал плечами. Он оказался удачливее меня… и мнеоставалось только пожелать ему победы.

Гассан усмехнулся:

– Так у меня на роду написано…

Затем он сел, прислонившись спиной к стене, вытащил узкийнож и начал подрезать ногти. Он всегда был очень опрятным убийцей и всегдасчитал, что опрятность в чем-то сродни черной магии.

Когда солнце стало медленно клониться к западу, Моурби снованавестил нас, приведя с собой целый конвой куретов с мечами.

– Пришло время, – торжественно объявил он, –и вы должны сказать нам, кто из вас рискует сразиться с нашим богатырем?

– Гассан! – сказал я.

– Очень хорошо. Тогда пошли. Только, пожалуйста, безвсяких там глупостей. Меня коробит от мысли, что на праздник будет доставлениспорченный товар…

Окруженные со всех сторон мечами, мы вышли из барака идвинулись вдоль деревни. Прошли мимо загона и увидели там лошадей. Даженесмотря на то, что лошади были далеки от совершенства, и их бока к тому жебыли покрыты язвами, проходя мимо, мы все же внимательно осмотрели каждую, какбы уже примеряясь, какую выбрать.

Деревня состояла примерно из тридцати бараков, таких же, каки тот, в котором нас держали. Мы шли по грязной дороге, усеянной мусором.Отовсюду воняло потом, мочой, гнилыми фруктами, едким дымом.

Пройдя около ста метров, мы повернули налево. Улица здесьзаканчивалась, и дальше мы шли по тропе, спускаясь вниз с холма к большомурасчищенному месту.

Толстая лысая женщина, с невероятно огромной грудью иразъеденным раковыми наростами лицом, возилась около очага, предназначенногодля поджаривания туш. Увидев нас, она улыбнулась и громко причмокнула.

Впереди, чуть дальше, была расположена площадка с хорошоутрамбованной голой землей. Огромное, обвитое лианами тропическое дерево,приспособившееся к нашему климату, стояло на одном краю площадки, а вокруг негобыли расположены в несколько рядов более чем двухметровые факелы, пламя которыхразвевалось на ветру, подобно знаменам.

На другом конце был виден наиболее аккуратный из всехбараков, виденных нами здесь, высотой в пять метров и метров десять шириной пофасаду. Он был выкрашен в ярко-красный цвет и весь покрыт магическимисимволами, похожими на языческие письмена северо-американских индейцев.

Посреди фасада была высокая дверь, которую охраняли дваавтоматчика-курета.

Солнце уже почти зашло за горизонт. Моурби заставил наспрошагать через всю площадку к дереву. Около ста зрителей с зажженными факеламирасположились прямо на земле по обе стороны площадки.

Моурби величественно указал в сторону красного барака.

– Как вам нравится мой дом? – спросил он.

– Просто прелесть, – ответил я.

– Со мной живет один мой приятель, но днем он спит. Сним вы и должны будете встретиться.

Мы подошли к подножию большого дерева. Моурби оставил настам на попечение стражи, а сам вышел на середину площадки и обратился к куретампо-гречески.

Мы договорились между собой, что будем ждать почти до самогоконца поединка, каков бы ни был его исход. Когда дикари будут более всеговозбуждены, и все внимание будет сосредоточено на последнем аккорде поединка,мы попытаемся вырваться. Женщин мы поставили в центре нашей группы. Сам япробрался к воину, державшему в правой руке меч. При первом же удобном случае янамеревался прикончить его на месте. Но очень плохо было то, что мы находилисьна дальнем конце площадки. Чтобы пробиться к лошадям, нам нужно было проложитьсебе путь через все это пространство.

– …И тогда, тем вечером, – вещал тем временемМоурби, – Мертвый поднялся, сокрушил этого могучего воина, Гассана,переломал ему кости и бросил его на наше место для пиршества. Затем, послетого, как он убил этого страшного врага, он выпил его кровь прямо из горла,съел его печень, сырую и еще дымящуюся. Вот что он сделал в ту ночь. Великобыло его мужество…

– Могучий! О, Могучий! – взревела толпа, и кто-тоначал колотить в барабан.

– Теперь мы будем звать его, чтобы он снова был снами! – закричал Моурби. Толпа одобрительно взревела:

– Чтобы он снова был с нами!

– Ура! Ура! Ура!

– Ура! Ура! Ура!

– С острыми белыми зубами!

– С белой, белой кожей!

– Руками, которые все крушат!

– Ртом, который пьет!

– Кровь жизни!

– Великое наше племя!

– Великий Мертвый! Великий Мертвый!

Глотки людей, полулюдей и нелюдей дружно обрушили этотбравый гимн на площадку, как могучую волну прилива.

Наши стражники также ревели во всю глотку.

Миштиго закрыл свои чувствительные уши, лицо его выражалокрайнее мучение. Моя голова тоже зазвенела. Дос Сантос перекрестился, но одиниз стражников покачал головой и поднял свой меч. Дос пожал плечами и сноваповернул голову в сторону дикарей.

Моурби подошел к бараку и трижды постучал в дверь.

Один из стражников распахнул ее перед ним. Внутри виднелсяогромный черный катафалк в окружении черепов людей и животных. На нем покоилсягроб черного дерева, украшенный изогнутыми золочеными полосами.

По приказу Моурби стражники подняли крышку.