Любовница не по карману - Анна Данилова

– Думаю, он просто потерял голову. Знаешь, многие влюбленные сходят с ума. Ему так хотелось угодить тебе, сделать приятное…

– …Что он решил нас – меня – ограбить?! Что ж, очень логично! Хотя на самом деле это просто бред!

– Так ты поедешь домой?

Я посмотрела на спавшего в моей кровати малыша, подумала о том, что, если я сейчас не приму верное решение – обреку его на нищенское существование. Что бы себе ни придумывала, все же я не имею права лишать его нормальных условий жизни. Поэтому, взглянув в глаза Алика – он уже начал догадываться, что ему удалось уговорить меня вернуться, – я лишь кивнула. Смалодушничала, проявила слабость.

И тут Алик схватил телефон и быстро набрал номер Григория.

– Па, она согласна! Слышишь?! Все, мы едем!!! Ты рад, скажи, ты рад? Йес!!!

Он радовался, как ребенок. Вероятно, он считал, что с моим возвращением наша семья восстановится, отношения наладятся и все как-то успокоится, придет в норму.

– Вот, па, она хочет поговорить с тобой, – вдруг услышала я, и мне стало нехорошо. Но трубка его уже была в моих руках.

– Да… Гриша? – проговорила я чуть слышно.

– Зоя, родная… Не верится, что это ты… Алик… Какой он молодец, что нашел тебя… Давайте возвращайтесь! Я жду! Обещаю, никаких разборок, ничего такого… Будем жить, как раньше… Другое дело, сможешь ли ты меня простить…

– Гриша, это мне нужно у тебя просить прощения…

– Зоя, мне не верится, что я слышу твой голос…

Он по телефону спустя столько долгих месяцев был все так же нежен со мной.

– Гриша, ты должен знать… Я не одна. У меня ребенок… от Федора…

Я все-таки сказала это. Пусть знает! И пусть сейчас скажет все, что думает. Лучше так, нежели я огорошу его этим известием позже.

– Ребенок?! – Голос его показался мне растерянным. – Ребенок – это счастье. Давай не по телефону…

И тут до меня дошло, что разговариваю с убийцей Феди. И собираюсь вернуться туда, где восемь месяцев тому назад – в нашей спальне, под кроватью – лежало тело моего любовника. Почти мужа!

Я посмотрела на Алика: он сжимал кулаки – мол, держись, крепись, все будет хорошо!

– Хорошо, буду, как лодка, – сказала я ему после того, как отключила телефон. – Поплыву по течению… Я устала.

Думаю, он и так понимал, что будущего у меня в этой деревне никакого нет. И денег тоже. И единственный способ, каким я могла бы здесь устроиться, – это снова выйти за кого-нибудь замуж. И опять – не по любви, а вынужденно, чтобы не пропасть окончательно.

Алик бросился укладывать мои вещи. Сходил в магазин, принес пустые картонные коробки и принялся упаковывать в них все то, что, по его мнению, могло принадлежать мне.

Пришла соседка, и я сказала ей, что уезжаю. За мной приехали. Не скрою, мне было приятно произносить эти слова. Ведь они означали, что я кому-то нужна. И не только я, но и маленький Федор.

Соседи не могли не видеть, на какой машине за мной приехали. Для них, для сельских жителей, это авто было верхом благополучия. И вот уже я устраивалась на заднем сиденье джипа с малышом на руках, и Алик с видом заботливого брата ли, отца ли, продолжал укладывать в багажник какие-то коробки, которые, по сути, ничего не стоили. Думаю, и Алик тоже находился в каком-то странном состоянии и плохо соображал тогда, кроме знания главного факта – меня надо отсюда увезти во что бы то ни стало.

Я распрощалась с соседкой, поблагодарила ее за все. Алик расплатился с ней, отдал какие-то мои долги. Все было как во сне. Я еще не до конца осознала, что я теперь не одна, что у меня – сын. Маленький Федор.

Ехали мы долго, вдоль дороги проплывали заснеженные леса, машина шла без остановки, словно была создана для глубокого рыхлого снега. Горизонт слился с небом, все было одинаково белым и холодным. А в машине было тепло и уютно. Когда Федя проснулся, я покормила его, благо молоко у меня было. Я чувствовала, как его теплый, упругий, сильный ротик обхватывает мой сосок, тянет из груди молоко, и эти ощущения делали меня счастливой, спокойной.

– Так ты все поняла? Чтобы лишний раз не травмировать отца, подтвердишь (если, конечно, в этом возникнет необходимость), что мы с тобой отправились к Федору домой, пили вино, а больше ты ничего не помнишь. Словно ты забеременела от Федора специально – чтобы у вас с моим отцом был ребенок.

– Да поняла я все, поняла, – вздохнула я. – Алик, пожалуйста, не надо больше об этом! Я и так чувствую себя не самым лучшим образом – как обманщица, мошенница, самозванка.

– Вот увидишь, все будет хорошо! Замечательно! Ты вернешься, и отец выбросит из головы все мысли о том, чтобы сдаться… Знаешь, он и сам измучился, и меня измучил…

– Алик, неужели ты так любишь своего отца? Ведь ты же все это делаешь только для него…

– Я виноват, я и отвечу, – сказал он глухим голосом. Как человек, которому пришлось много страдать.

По дороге мы останавливались в придорожных кафе, Алик помогал мне выйти из машины, держал малыша, сопровождал каждый мой шаг, каждое движение.

– Заказывай только то, что трудно испортить, – говорил он всякий раз, разглядывая разложенные за прозрачной витриной аппетитные блюда. – Закажи свежую яичницу, пусть ее при тебе пожарят. Или молоко с хлебом или плюшкой какой-нибудь. Все эти салаты такие опасные… И не смотри на эти отбивные – не советую…

Чувствовалось, что он поставил перед собою цель – довезти меня до дома в целости и сохранности.

Мой сынок, к счастью, вел себя тихо и спокойно, не доставлял нам беспокойства и тревог. И когда мы влетели в Москву и помчались по ночным опустевшим шоссе, он крепко спал.

Мне не верилось, что совсем скоро я встречусь с Гришей. Одно дело – поговорить с ним по телефону, и другое – увидеть его, сказать, вот, мол, и я, принимай меня такой, какая я есть.

Неужели он на самом деле поверил Алику, в его историю со снотворным и моей вынужденной беременностью? И не сорвусь ли я, не признаюсь ли ему во всем?

Мы поднялись налегке, без багажа. Алик держал на руках маленького Федора. Меня всю колотило. И в то же самое время я радовалась, что я в Москве, почти дома. Хотя знала, что многое зависит от того, как меня встретит Гриша, что он скажет, как себя поведет.

Алик позвонил. И почти тотчас же за дверями послушалась возня, звон ключей, дверь распахнулась, и я увидела Григория. Боже! Как же он похудел! Он и так никогда не был упитанным, но теперь и вовсе – передо мной стоял высокий худой человек в новых синих джинсах и белом джемпере. На бледных впалых щеках его и на кончике носа просвечивали красные паутинообразные жилки. Гриша бросился ко мне и сжал в своих объятьях.

– Зоя, – шептал он, целуя мои щеки, нос, глаза. – Зо-о-о-я… Господи, какое счастье!

Алик стоял в стороне, прижимая к груди завернутый в одеяло драгоценный кокон с ребенком. Гриша отстранился от меня, подошел к Алику и взглядом попросил его приоткрыть уголок кружевной простынки, желая посмотреть на ребенка.