Сон №9 - Дэвид Митчелл

Мисс Манилла Санрайз надувает губки над парой налитых дынек. Нет, конечно же…

– Имя, пожалуйста.

…не может быть, чтобы настоящие…

– Имя, пожалуйста!

– Э-э, простите. Я пытаюсь разыскать один бар. «Пиковая дама».

– «Пиковая дама»… секундочку…

Стук клавиатуры.

Мисс Взбитые Сливки слизывает пену с каблучков-шпилек.

Стук клавиатуры.

– «Пиковый интерес»… «Принцесса Годива»… Извините, такого нет.

– Вы уверены? Я был там вчера вечером. Может, у них новый номер?

Миссис Моп на помеле, рядом слова: «Вниз! Вверх! Потрясем всех!»

– Новые номера добавляются в компьютер по мере регистрации.

– Значит, номера «Пиковой дамы» у вас в компьютере нет…

– Должно быть, он не указан в справочнике.

Странно.

– Что же это за бар, если он скрывает свой телефонный номер?

– Бар для избранных, я полагаю. Извините, ничем не могу вам помочь.

– Да, конечно. Спасибо.

Вешаю трубку Большая карточка, исписанная детским почерком. Телефонного номера нет. «Если хочешь секса со мной, я снаружи». Оглядываюсь. Она смотрит сквозь стекло прямо на меня. Шестнадцать? Пятнадцать? Четырнадцать? У нее больной взгляд. Она медленно прижимает губы к стеклу. Я удираю быстрее, чем Таракан.

Дверь в полицейский участок открывается туго. Приходится приналечь, только тогда она со скрипом поддается. Выцветшие плакаты «в розыске» с членами «Аум Синрикё»[68], «Набери ПО», «Вступи-в-полицию-и-служи-Японии». Спасибо, обойдусь. Шкафы с папками. Черно-белые настенные часы с бегущей секундной стрелкой, такие висят во всех государственных учреждениях. Календарь с логотипом «Сити-банка», шелестящий под дуновением вентилятора. Полицейский, откинувшись назад и заложив руки за голову, медитирует. Он приоткрывает глаз:

– Чего тебе, сынок?

– Извините, я ищу один бар.

– Ты ищешь один бар? – Он произносит слова одним углом рта.

– Да.

– Любой подойдет? Или какой-то конкретный бар?

– Я ищу конкретный бар.

– Ты ищешь конкретный бар.

– Да.

Вдох, долгий, как конец света. Поднимается второе веко. Два налитых кровью глаза. Долгое молчание. Он наклоняется вперед, при этом его стул издает скрип, и разворачивает лежащую на столе карту[69]. Вверх ногами.

– Имя?

– Эйдзи Миякэ.

Долгий пристальный взгляд.

– Да не твое, гений. Название бара.

– Э-э, простите. «Пиковая дама».

– Полицейский мрачнеет:

– Ты член этого клуба?

– Я сглатываю.

– Не совсем. Я просто был там вчера.

– Он хмурится, как будто я что-то скрываю.

– Тебя кто-то пригласил?

– Я киваю:

– Да.

Он рассматривает меня под другим углом:

– И ты хочешь пойти туда снова? Зачем?

– Мне нужно поговорить с одним… другом, который там работает.

– Тебе нужно поговорить с одним другом, который там работает. Сколько, ты сказал, тебе лет?

– Я, э-э, этого не говорил.

– Ясно, что не говорил, гений. Поэтому я и спросил. Сколько тебе лет?

Это еще для чего?

– Двадцать.

– Удостоверение.

Нервничая, открываю бумажник и протягиваю ему водительские права. Полицейский скрупулезно их изучает.

– Эйдзи Миякэ, житель префектуры Кагосима. Приехал в Токио найти работу?

Я киваю. Он читает дальше:

– Дата рождения – девятое сентября. Двадцать тебе исполнилось вчера, так?

– Так.

– Значит, во время посещения вышеупомянутого бара ты еще не достиг возраста, когда разрешается распитие спиртных напитков? Так?

– Я был в «Пиковой даме» вчера. В свой день рожденья.

– Ты был в вышеупомянутом баре вчера. В свой день рожденья.

– Единственное, чего я хочу, офицер,– адрес этого места.

Он изучает мое лицо, будто ищет разгадку. Наконец возвращает мне права:

– Тогда единственное, что я могу посоветовать, это получить вышеупомянутый адрес, позвонив вышеупомянутому другу. «Пиковая дама» не значится ни на одной из моих карт.

Конец. Я кланяюсь и ухожу, с трудом закрывая дверь, а он все запоминает мое лицо.

Признаю свое поражение. Ноги вот-вот отвалятся. Я обошел все улицы и переулки в Сибуя по крайней мере дважды, но «Пиковая дама» исчезла. Я покупаю банку «Кальпис» и пачку «Севен старз» и присаживаюсь на какую-то ступеньку. Смогу ли я найти Даймона в том бильярдном зале? Нет. Он еще долго не зайдет туда, чтобы избежать встречи со мной. Если бы только Мириам сказала, что знает моего отца, вчера вечером. Откуда она узнала, как меня зовут? Да ведь Даймон несколько раз называл меня по имени. Хотя «Миякэ» – имя довольно распространенное. Даймон вписывал меня в книгу посетителей, и она, должно быть, увидела необычный иероглиф, которым пишется «Эйдзи». Мой отец наверняка говорил обо мне. Я делаю большой глоток из банки и закуриваю сигарету. Мой отец вращается в этих привилегированных клубных кругах – еще один штрих к тому единственному, что мне о нем известно,– к его богатству. Я представляю, как дым проникает в мои легкие, пыль клубится в залитых солнцем шахтах. Столкнуться с Мириам у пруда Синобадзу – не такая уж и неожиданность. Она любит кормить уток – много ли в Токио мест, где можно кормить уток? Я пристраиваю сигарету на край банки и пролистываю выроненную Мириам библиотечную книгу. Вот это здорово! Получить по яйцам от женщины, которая обслуживает моего отца. Нет. Тут что-то не так. Слишком много совпадений. Надо найти им объяснение – вот вам и план «Г». Интересно, мой отец такой же бабник, как отец Даймона? Мне-то казалось, что он склонен к супружеской неверности, но не более. И все же: я здесь, чтобы встретиться с ним, а не судить его. Сигарета скатывается с банки, которая вдруг сама по себе начинает вибрировать, трястись и…

…падает, стонет земля, звенят оконные стекла, дрожат здания, черт, я дрожу, в крови подскакивает адреналин, обрываются на полуслове миллионы фраз, замирают лифты, миллионы токийцев ныряют под столы и косяки дверей – я сжимаюсь в комок, мысленно уже выбираясь из-под развалин каменной кладки,– и весь город и я вместе с ним возносим свои горячие молитвы кому угодно – кому угодно – Богу, богам, ками, предкам – тому, кто слушает: пусть это кончится пусть это кончится пусть это кончится сейчас же, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть оно не будет сильным, не будет сильным, не сейчас, не как в Кобэ, не как в двадцать третьем, не сегодня, не здесь[70]. «Кальпис» ручейками растекается по истомившемуся от жажды тротуару. Бунтаро говорил мне, что землетрясения бывают вертикальными и горизонтальными. Горизонтальные – это ничего. Вертикальные же ровняют города с землей. Но как отличить одно от другого? Какая разница – просто пусть оно кончится!