Птичка для пилота - Евсения Медведева

и какое-то назойливое чувство возбужденности, что трепетало в груди. Майя даже не успела и слова сказать, как я напоролась на корзину пионов прямо центре кабинета.

– Что это? – почему-то закричала я, не сумев справится с эмоциями.

– Вчера принесли. От кого, опять не сообщили.

– Это уже совершенно не смешно!

Рванула визитку, прикрепленную к ручке, зацепив пышный бутон, вмиг опавший под мои ноги белоснежными лепестками.

– Татьяна Ивановна, – резкий голос Крылосова послышался за спиной, я обернулась, напоровшись на ледяной взгляд. – Вы оставили телефон.

Его ещё пару минут назад веселое лицо, стало опять непроницаемым. Максим передал мой телефон Майе, бросил беглый взгляд на корзину цветов и вышел из офиса.

Хотелось броситься вслед за ним и всё объяснить, заставить выслушать. Но продолжала стоять в центре кабинета, сжимая карточку, которая прожигала дыры на моей коже. «Верну» – было написано от руки на картонке алого цвета.

– Я тебя верну, – сложила пазл из слов, выдохнула и села в кресло, молча отвернувшись к окну. Не было ни страха, ни истерики, да и слёзы много лет назад уже кончились. Что я испытала? А ничего…

Глава 21

– Жар! – взвизгнула Лина, проверяя градусник уже в третий раз.

Причем последние два, она позаимствовала у соседей, чтобы убедиться, что мой не врёт. Очевидно, результат ей совсем не понравился, потому как Лина осела на пол, прислонив лоб к моей пылающей ладони.

– Скорую!

– Не говори ерунды, Лина. У меня же не сорок градусов, какая скорая?

– Я сейчас маме твоей позвоню! – вскочила она и помчалась за телефоном, а я перевернулась на другой бок.

Тело ломило так, что головная боль казалась зудящей занозой. Закрыла глаза, потому что даже подсветка, просачивающаяся из-под двери гардеробной, вызывала дискомфорт.

Надеюсь, мама не возьмет трубку, иначе сейчас же помчится в аэропорт менять билеты. Болела я редко, но метко. Меня не брали мелкие простуды и вирусы, а если и заболевала, то вот так – высокая температура и слабость.

– Трубку не берет, – в дверном проеме снова появилась Лина, только уже с подносом в руках. – Куриный бульон готов. Садись.

– Я не хочу…

– А кого это волнует? – Лина включила ночник, помогла мне сесть, поправила подушку и стала насильно кормить меня бульоном с ложечки. – Давай еще пару ложек, и я отстану от тебя. Уже второй день ничего не ешь. Танечка, Птичка, ну пожалуйста!

Не стала спорить, потому что это намного энергозатратнее, чем съесть пиалу супа. Лина заговаривала мне зубы, постоянно сбиваясь со счета, а как только ложка стала шкрябать по дну, с облегчением выдохнула и легла рядом.

– Заразишься, – прошептала я, перебирая ее рыжую копну волос.

– Давно бы уже заразилась. Ну, ты даёшь! Кто же болеет в Новый год? – расстроилась Лина, потому что она распланировала наши с ней мини-каникулы до моего отъезда в горы.

– Не переживай, через три дня я буду огурцом. А ты поезжай к друзьям, не нужно сидеть у моей кровати.

– А я и так встречу Новый Год в кругу друзей, – вздохнула Лина. – Да, Шаньга? Завтра с утра нарежем оливье, запечем курочку, сделаем пиццу и будем валяться два дня. Мне посоветовали отличный сериал. Ну, девки, как насчёт того, чтобы провести новогодние праздники, не выходя из дома?

– Я никуда не тороплюсь. А теперь можно поспать?

– Ой, конечно! – Лина выключила свет и вышла из комнаты, оставив меня в тишине и спокойствии.

Хоть я и старалась ни о чем не думать, но Крылосов не выходил из головы. Его лицо с переполненным разочарованием взглядом преследовало меня два дня и в бреду, и в мыслях. Он не писал. А мне было страшно. В ушах до сих пор вибрирует его фраза про «съехать с катушек», а горло саднит от невыплаканный слез. Почему же было так больно? Он просто сказал правду, ни один нормальный мужчина не захочет иметь дело с «поехавшей».

Да и, если честно, я тоже не горю желанием впускать в свою размеренную жизнь мужчину.

– Танюша, – тихо поскреблась в дверь Лина. – Там это… опять.

– Не-е-ет…– прошептала и зарылась с головой под одеяло.

– Я за тебя расписалась, там карточка есть, – Лина потрясла в воздухе конвертом.

– Читай, – прошипела, отказываясь вытаскивать голову из-под одеяла.

– «Все равно» …

Лина захлопнула дверь изнутри, и комната утонула в темноте. Даже уличный фонарь из-за разбушевавшегося снегопада, не спешил освещать моё убежище. Чувствовала, как по щекам бегут слёзы. Такие, которые нельзя унять. Бесконтрольные, бестолковые, оплакивающие прошлое, которое нельзя поменять.

– Я лежала в дурке, – на выдохе сказала.

– Все там будем, – Лина стояла у двери, словно ожидая чего-то. А как только я заговорила, легла рядом, обвила меня руками и прижала к себе.

– Мы встречались со школы. Это была не красивая история любви, а что-то иное. Наши родители дружили, а мы все совместные посиделки тусовались или у него в комнате, или у меня. Сначала просто веселились, потом играли в любовь, потом в женитьбу… И, наверное, доигрались. Я поверила, что он мой принц, а Гриша настолько привык к моему присутствию в своей жизни, что таскал по гаражам, учил метать дротики и кидать «капитошки» с общего балкона соседского дома.

– Да ты шалунишка, – хихикнула Лина, а потом поцеловала в макушку, попутно проверив ладонью температуру.

– А потом, как было модно говорить тогда, «он предложил мне мутить», – я вдруг ощутила какую-то лёгкость. Слова вылетали из меня, и будто дышать становилось легче. Головная боль и ломота уходили на второй план, уступая место воспоминаниям.

– Тысячу лет не слышала этих слов, – Лина от нетерпения села, опустила голову на колени, обхватив их руками.

– Вот с девятого класса мы и «мутили». Десять лет получается…– аж страшно стало от собственных подсчетов.

– Серьезно?

– Может, больше… не помню.

– И что?

– В тот вечер домой возвращалась поздно, Гришка меня почему-то не встретил у остановки метро. Помню духоту июльскую, солнце село, а дышать было нечем. Грозовые тучи бродили над городом, превращая его в парник, словно издевались над жителями, громыхая пустыми угрозами дождя. Шла,