Белая Согра - Ирина Богатырева

– Тётя Валя – это какая? – спрашивает та. – Шустикова, что ли?

– Шустикова! – кричит Жу, перекрывая лай.

– Валентина, что ли? Шустикова? – повторяют дед с бабкой вместе. – Так и чего надо-то?

– Можот, мёду? – с надеждой спрашивает бабка. – Накачали вот только вчера.

– Можно и мёду, – кивает Жу. – Но вообще мне спросить.

– Дак войди в дом, чего стоишь-то? Фу! Серой, фу! Успокойся! Давай, воды налью. Эко, измаялси…

Жу заходит.

Собачий лай не стихает, хоть и становится за дверью тише.

Сени, в которые попадает Жу, широкие, и пахнет в них сеном. Дверь в дом открыта, и там видны стол, большая печь. Чуть подальше – холодильник: полный набор. Кухня просторная, чистая. Светлая занавесочка отделяет жилую комнату.

Кто-то сидит за столом спиной ко входу.

– Входи, чего уж. – Седовласая хозяйка стоит в дверях. Сзади входит хозяин. Хозяйка тут же идёт обратно в комнату. – У нас, знашь, быват что, ходят всякие – цыгане да эти… коми…

– Коммивояжёры, – выговаривает хозяин.

– На отшибе живём, дак всяк, кому не лень, ходит, стучит, – продолжает хозяйка.

– Так уж мы терпели-терпели, да вот Серого привязали, пусть дом охранят.

– Его не слышно было. Совсем, – говорит Жу, проходя тоже.

– Дак прикемарил, – усмехается хозяин. – Жара. Тожо-т тяжко ему. Тоже человек.

– А я смотрю – лицо-то знакомое, – вдруг оборачивается третий, и Жу различает в контровом свете – тётя Маруся. Та самая, которая настоящая Маруся, Мария Семёновна. – Только ты ж с волосами была. Где волосы-ти?

– С волосами, – кивает Жу, проводит ладонью по голове и улыбается неуклюже. И все вокруг тоже улыбаются на эту улыбку. Становится как-то проще.

– А, так то девка, что ли? – удивляется хозяин. – А я думал: парень. Думаю: откуда такой парень у нас появился? Одет не по-нашему.

– Девка, девка, Манефы Феофановны внучка, – кивает тётя Маруся. – А чего обрилась-то? Аль после лесу?

– Так. Жарко, – пожимает плечами Жу.

– А то я дума, в лесу-то эта есь – лосина вошь. Можот, потому? – хихикает Маруся.

– А, так это котора потерялась? – изумляется вдруг хозяин, но хозяйка его одёргивает, подвигает стул и говорит Жу ласково:

– Ты садись, садись. Чаю будешь? – ставит на стол чашку.

– Ай, нехорошо! Девке-то на угол садиться. Семь лет замуж не выйдешь! – говорит хозяин. Он всё суетится по кухне, наливает воду, ставит чайник, выставляет новую снедь на стол, но всё, оказывается, видит.

– А ты её уже замуж готовишься выдать, – смеётся хозяйка, и тётя Маруся вместе с ней. Жу бормочет что-то, смущаясь, но хозяин непреклонен: заставляет подняться, подвигает стул ближе к окну, так что тёте Марусе приходится прижаться к стене, чтоб не упираться в Жу локтем.

Хозяин разливает чай. Серый за окном бренчит цепью. Видно, как он пьёт из большой, новой жестяной миски. Лакает, разбрызгивая воду. Форточка открыта, но затянута марлей, и воздух через неё не идёт. Душно. На столе – открытая банка мёда, серый хлеб, нарезанный толсто, как все здесь режут. Масло тает на блюдце. Чай парит в чашках.

– Ну, дак чего? – спрашивает хозяин, шумно отпивая первый глоток из чашки. Трапеза начата, можно и пообщаться. Жу поднимает на него глаза. Да, надо спрашивать, странно просто так сидеть. Хотя Жу и хорошо, и можно было бы вообще ничего не говорить, но надо. – Маруся-то как? – спрашивает хозяин.

– Хорошо, – кивает Жу, понимая, что сейчас речь о Манефе.

– А ты ей бушь внучка? – спрашивает хозяйка.

– Я… ну… можно так сказать, – соглашается Жу, понимая, что объяснять это всё долго и сложно.

– Маринки, Маринки падчерица, – уточняет тётя Маруся, и хозяева с пониманием кивают, а Жу чувствует, что жаром заливает и голову, и лицо, и даже спину. «Маринки падчерица» – как же умеют они тут называть просто всё, что совсем простым не кажется.

Хозяйка жуёт хлеб, мусоля корку губами.

– Ты мёд пробуй. – Хозяин подвигает банку ближе к Жу. – Пробуй, пробуй. Больше нигде нет такого.

– Дак и где ему быть, одна пасека на версту! – смеётся хозяйка.

Мёд светлый, жёлтый. Он искрится на солнце. Жу чувствует сладость во рту, только лишь глядя на это густое, искрящееся. Подцепляет чуть-чуть ложечкой, кладёт на язык. В голове растекается солнце.

– Маруся послала спросить чего? – спрашивает хозяйка. За закрытыми веками Жу чувствует чей-то пристальный взгляд. Открывает глаза – нет, не хозяйка: тётя Маруся.

– Могла бы и позвонить, чего девчонку в гору гонять-то в такую жару. – Хозяин с шумом хлебает из большого стакана.

– Нет, не она, я так… Мне тётя Валя сказала, что к вам прийти можно. Что вы знаете…

Жу сбивается – под этим взглядом неудобно. Неприятно. Жарко. Не хочется ничего спрашивать. Эх, знать бы, что эта Маруся будет здесь, – ни за что бы не пришла.

– Мы знаем? Да чего мы знаем? – удивляется хозяин.

– Сама Валька-то – вот она-то знаткая, – вторит хозяйка. – Сколько раз – корова чего не того, всё к Вальке Шустиковой ходили.

– Но, всё к Вальке и ходили, – кивает Маруся.

– Она всегда всё знала, кому, чего…

– Она-то ладно, бабушка у ней была – вот та шибко знаткая! Гадать умела, всем, кому чего надо, – всё скажет. Говорили: утром выйдет на крыльцо, воды побрыжжет и скажет, придёт к ей, нет ли кто тот день.

– Но, – кивает головой хозяйка со значительным видом.

– Да всё то суеверья, – усмехается хозяин в кружку. Подмигивает Жу, как заговорщик. Двигает банку ближе: – Ты пробуй, пробуй.

Спасибо, отвечает Жу одними глазами. Я уже.

– А вот скажите, – собирается с духом, – мне тётя Валя говорила, что вы должны знать… – Набирает воздуху и ныряет с головой. – Если человек потерялся, есть ведь травина. Ну, чтобы найти. Как её можно… где она растёт?

Как будто ветром пронесло меж людьми. Все трое смотрят на Жу, каждый со своим удивлением. Жу становится не по себе.

Говорить начинают все вместе.

– Так это… кака така травина? Дворова, что ли, трава? – Хозяйка.

– Лешогон, что ли? Лешогон? – Хозяин.

– Дак у Маруси была же травина. Она всем давала. Её и спроси. – Настоящая Маруся.

– У неё нет уже, – Жу – Марусе. – И она сама не брала. А я хочу знать, как сорвать.

– Эта травина ведь, она не показывается. – Хозяин склоняется к Жу через угол стола. – Ну, она где-то завёрнута там. Всё в это – в тряпочку ли, в бумажку. Никто не знает. Ничё не знает. У кого есть травина – к тому сходишь. Если он добрый человек и сейчас к тобе-то нормально относится, он тебе даст. Скажет ещё какие там слова. Ты прийдёшь, куда он скажет тебе, туда положишь, слова скажешь, и всё найдётся. Или тебе приснится потом. Или…