Предел риска - Натализа Кофф

Высотка, в которой располагалась уютная квартира Степана, уже появилась на противоположной стороне проспекта, и Ажур привычно свернул на светофоре в нужную сторону. Шлагбаум, ограждающий территорию комплекса от вторжения посторонних водителей, был непривычно поднят. Ажуров, оставив машину на обычном месте, вышел из салона. Мужчина решил пока не будить Ягушку, а перекинуться парой слов с консьержем. Заодно и развеяться хоть чуть-чуть, иначе он точно набросится на девчонку еще в лифте. Слишком он соскучился по ней.

Вдыхая полной грудью ночной весенний воздух, Степа шел к подъезду. Встретив курившего на крыльце Максима Романовича крепким рукопожатием, Степан решил стрельнуть сигаретку. Курить не особо хотелось, но отчего-то Ажуров не торопился возвращаться к машине за уснувшей Ядвигой. Он стоял на ступенях, ведущих в дом, курил и смотрел на очертания Ягушки, видневшиеся через боковое стекло. Каких-то пятьдесят метров разделяли их. Но и это расстояние казалось чудовищным. Однако Степа словно изводил себя, нарочно испытывая свою выдержку на прочность.

Сигарета была докурена, и Степа шагнул в сторону машины. Его внимание целиком и полностью сосредоточилось на девчонке, которая проснулась и сонно терла глаза ладонями. Ажуров шел, не спеша, позволяя Ядвиге окончательно проснуться и медленно сбросить оковы сна, потому что он не собирался позволить ей спать и минуты в эту ночь. У него были грандиозные планы, и мужчина собирался все их осуществить.

Ядвига, открыв дверь, спустила ноги на прохладный асфальт. Увидела Степана, зевнула, улыбнулась, зябко обхватила себя руками. Ажуров вдруг застыл, наблюдая, как лунный свет играет с ее волосами. Волшебная девочка — именно такой она казалась сейчас. Волшебная и чарующая. Она точно заколдовала его, намертво привязала к себе.

Ядвига сделала шаг навстречу, потом еще один. На ее губах блуждала легкая загадочная улыбка. Она видела только своего Кружавчика, замершего в паре десятков метров на тротуаре у самой стены дома. На парковке было непривычно мало машин, и Яга могла сократить расстояние между ней и любимым, пройдя по проезжей части. В ее шагах была легкость, почти невесомость. А в голове настойчиво бились сотни колокольчиков, точно напевая: «Этот мужчина только твой!». И Ядвига верила, знала, что Кружавчик — весь, от макушки светлых волос до крепких лодыжек, принадлежит ей одной.

Медленно, точно в кино с эффектом слоу-мо, Ягуша двигалась к своему мужчине. Ветер развивал ее волосы, бросая тонкие пряди в лицо. Она улыбалась, чувствуя, как расправленные крылья бабочки за ее спиной придают ей сил и уверенности в себе, в Степане, в совместном будущем.

Удар в сопровождении дикого визга сжигаемой резины покрышек оглушил и дезориентировал. Точно глядя на себя со стороны, Ядвига поняла, что летит в сторону. Она все еще видела лицо Степана, которое с каждым мгновением размывалось и расплывалось. Резкая боль выбила весь воздух из легких, и Ягушка поняла, что проваливается в черный туман.

Голоса и прикосновения, чьи-то руки, которые она не узнавала, тормошили, не позволяя погрузиться в сладковатый и тягучий туман. Хотелось отмахнуться от чужого присутствия и потребовать, чтобы Степа прижал ее к своей надежной и крепкой груди, растормошил, заставил проснуться. Ведь это был сон. Или нет?

Боль была реальной. Нестерпимой. Хотелось кричать и выхаркать ее из собственных легких. Ягушка чувствовала, как ее тело буквально скрючивается, бьется, в попытке принять более удобное положение, чтобы избежать адской боли.

Спустя вечность, боль отступила, оставив только отголоски после себя. Превозмогая жуткую усталость, Ягуша разлепила свинцовые веки.

Взгляд уперся в лицо незнакомой женщины в униформе доктора. Внешние звуки проникали в сознание Ядвиги словно через стометровую толщею бушующего океана. Взгляд блуждал по движущимся стенам, пока не наткнулся на мертвецки-бледное лицо Степана. Мужчина сидел, покачиваясь вместе со стенами, смотрел на Ягу, и крепко сжимал рот в одну сплошную линию. Его глаза, кажется, изменили цвет, в глубине взгляда развернулся настоящий шторм.

Ядвига не до конца осознавала, что происходит и где она, но больше всего на свете ей хотелось прогнать тревогу, панику и страх из глаз любимого. Но сил хватило только на то, чтобы сжать его руку, которой он удерживал ее ладонь. И стремительно вернувшаяся адская боль вновь накрыла все тело Ягушки, выбивая последние силы из стремительно слабеющего организма.

***

В холле больницы появлялись люди, но Ажуров не замечал их, смотрел мимо них. И когда понял, что окончательно поддался убийственному страху и панике, вскочил со своего места и на нетвердых ногах, сбивая прохожих, умчался в общественных туалет.

Ядовитые щупальца страха вгрызались в кости, до крупной дрожи, до жгучей паники и отчаяния. Ледяная вода хлестала по коже ладоней, смывая кровавые разводы. Но Степану казалось, что кровь все еще была на его руках. Кровь его Ягодки, его вредной девчонки.

До хруста в суставах, до побелевших костяшек мужчина сжимал ладони на старой керамической раковине в общественном туалете больницы. Запах хлорки и боли врезался в легкие при каждом вдохе. Ажур хотел бы перестать дышать. Хотел бы отмотать время назад. Хотел бы успеть выдернуть Ягушку из-под колес спортивного седана. Но не мог.

Не успел.

Не предусмотрел.

Не уберег.

Он умирал в эту ночь. Среди перевернутых мусорных баков и крови его любимой. Душа словно окаменела, а сердце едва билось, с трудом гоняя кровь по венам.

Он не мог думать ни о чем, когда видел, как из глубоких длинных порезов течет кровь на грязный асфальт.

Никогда выдержка не подводила его. И сегодня, час назад, его тело и мозг рассыпались на куски, которые не собрать.

Взгляд любимых глаз, едва уловимое дыхание и нечеткий пульс — были единственным, что держало его наплаву. И когда двери операционной плотно захлопнулись перед самым его носом, Степан понял, что готов сдохнуть в любое мгновение.

Кровь не оставила следов на руках. Но Степан видел их, точно они въелись под кожу.

Она, его Ягодка там, в холодной операционной, совсем одна. А он здесь. И бездействует.

Первый крик, вырвавшийся из глотки Степана, эхом срикошетил о белоснежную кафельную плитку. Ноги, обутые в дорогие туфли, врезались в стену, круша и ломая все, что встретится у них на пути. Старая раковина раскололась на куски от удара крепких кулаков бывшего профессионального боксера. И кто знает, что случилось бы в крохотной комнатке метр на метр, если бы дверь с петель не снес Бессонов.

Одним захватом мужчина обездвижил Степана, удерживая за шею и плечи.

— Спокойно, Степа! — рыкнул Харитон Сергеевич в ухо Ажурову.

Ажур так просто не сдавался. Возможно, именно хорошая драка нужна ему сейчас. Но его руки помимо воли ослабли, повисли плетями вдоль тела. А горло сдавил ком.

— Вот так, Ажур, — уже тише говорил Бес. — Ребята приволокли кучу профессоров. Вытащим девчонку.