Покорение Сибири. От Ермака до Беринга - Михаил Ципоруха

В посаде размещался таможенный двор. В Мангазее таможенный голова и его подъячие, помимо основных обязанностей по взиманию таможенных сборов, ведали также снабжением города рыбой, дичью и мясом. С этой целью нанимались артели, которые весной и осенью доставляли в город куропаток, зайцев и рыбу (чирков, муксунов, осетров). Огромное количество рыбы, дичи и мяса заготовлялось для воевод, их семей и челяди, подъячих съезжей избы и таможни, стрельцов мангазейского гарнизона. Значительная часть улова шла на рынок. Таможня также нанимала «вожей»— проводников для сопровождения людей и грузов по дороге между Мангазеей и Туруханском на Енисее (основан в 1607 г.), заведовала откупами.

Значение таможни подчеркивалось тем, что ее руководитель — таможенный голова назначался не воеводами или выборным путем, а приказом Казанского дворца, а затем Сибирским приказом. В Мангазею на эту должность чаще всего назначались купцы из Устюга, Тотьмы или Свияги.

Неотъемлемой принадлежностью Мангазейского посада были торговые городские бани и кабаки.

Первый в посаде Успенский храм был возведен, видимо, в период 1603–1606 гг. Считается, что и одна из угловых башен кремля получила свое название по имени этого храма. Известно имя строителя этой церкви. Это был ярославский посадский человек Аникий Иванов Скрыпин. На деньги его и других торговых людей и был возведен Успенский храм, являвшийся религиозным центром посада. В церкви мирской староста хранил мирскую казну, собирались общинные сходы. За храмом Успения размещалось городское кладбище (23, с.76, 77).

В конце 20-х годов XVII в. на западной окраине посада невдалеке от Спасских ворот была возведена третья по счету церковь, названная в честь царя Михаила Федоровича церковью поморских чудотворцев Михаила Малеина и Макария Желтоводского.

Кроме храмов в Мангазее недалеко от стен крепости западнее посада была воздвигнута часовня Василия Мангазейского убиенного. Василий Мангазейский широко почитался в Сибири XVII–XVIII вв. как защитник бедных и обездоленных. Фактически, он почитался как защитник и покровитель промышленников-землепроходцев. По преданию культ Василия Мангазейского возник после его гибели в результате воеводской пытки из-за несправедливого обвинения в воровстве (21, с.19, 20).

Результаты археологических раскопок подтвердили, что Мангазея являлась не только военной крепостью и местом размещения администрации края, но и ремесленным посадским центром. Еще В. Н. Чернецов, руководитель археологической экспедиции Арктического института, посетившей осенью 1946 г. старое мангазейское городище, писал: «Можно также полагать, что Мангазея жила не только привозным товаром. Обилие простой глиняной посуды, гвоздей, бронзово-литейных отходов, железных поделок, сырой и дубленой кожи и т. д. свидетельствует о том, что в городе имелись ремесленники, работавшие на местный рынок».

Но, естественно, главным занятием в городе была торговая деятельность. О ее размахе свидетельствует венецианское стекло, китайский фарфор и нюрнбергская монета, найденные там при раскопках. В заключении своего отчета В. Н. Чернецов отметил: «Мангазея представляется нам городом с большим населением, развитым ремеслом и оживленной торговлей» (10, с.113, 114).

Это утверждение было полностью подтверждено при подведении итогов работы историко-географической экспедиции 1968–1973 гг. Более того, экспедиция установила, что ремесленная часть посада превосходила торговую. Особо было развито изготовление изделий из моржовой и мамонтовой кости и дерева. В 40-е годы XVII в. в Мангазейском посаде широко развивается плавильное дело. Причем удивительно, но факт, твердо установленный экспедицией: в Мангазее ремесленники в то время плавили медно-никелевые руды из Норильского месторождения, которые в небольших количествах завозились на р. Таз из района Нижнего Енисея (23, с.74).

Голландский географ Николай Витсен в своем сочинении «Северная и Восточная Татария», изданном в Амстердаме в 1692 г., писал, что в первые десятилетия XVII в. в Мангазее насчитывалось до 500 жилых домов. Туда ежегодно приезжало множество промышленников и торговцев. «При прежних мангазейских воеводах, — писал в 1654 г. в челобитной таможенный голова И. Саблин, — приходили из Сибири в Мангазею морем многие торговые кочи с хлебными запасами и с русскими товары, в год кочей по 50 и больши, и по Енисею, и по Турухану, и по иным сторонним рекам промышляли многие промышленные люди, и промыслы… были большие… А торговых, государь, и промышленных людей зимовало в Мангазее человек по 1000 и больши, и в лавках, государь, сидели со всякими товары зимой и летом без съезду, и весною, государь, по Волоку всяким людям торг был большой».

В 1646 г. торговые и промышленные люди писали в одной из своих челобитных: «В прошлых, государь, годех в Мангазею приходило торговых и промышленных людей с Руси и из Сибири человек по 600 и по 700 и больши, и с соболиных… и со всяких промыслов приходило каюков (промысловых лодок. — М. Ц.) по 100 и по 150, а из Енисейского… приходило всяких торговых и промышленных людей дощаников по 20 и больши, а всяких… людей о съезде ярманги (ярмарки. — М. Ц.) съезжалось для торгов человек тысячи по две и больши, а те, государь, и промыслы были большие:… у одного человека ужин (слово «ужина» означало и пай в промышленной артели, и запас снабжения на одного покрученика на сезон охоты, и один член артели. — М. Ц.) по 50, а в торгу у одного человека ж тысяч по 2 и по 3и по 5и больши» (25, с.298, 299).

Можно представить, что в городе, куда съезжались сотни купцов и промышленников, где покупались и обменивались на товары ценные меха — «пушистое золото», в городе, наполненном рисковыми и отчаянными людьми, деятельность которых была постоянно связана с опасностью гибели от холода и голода, от стрел и копий коренных обитателей тундры и тайги, жизнь кипела чрезвычайно, питейные заведения были постоянно переполнены, а обычаи и нравы были довольно грубыми и бесцеремонными, наподобие тех, что были характерны в более поздние времена для старателей сибирских золотых приисков, так ярко отраженных в ряде произведений отечественной художественной литературы XIX–XX вв.

Проведенные раскопки подтвердили широкое распространение среди обитателей города азартных игр. При раскопках найдены костяные фишки — игральные кости и игральные костяные пластинки с нанесенными на них кружками и точками, которые, возможно, являются игральными картами. Известно, что игра в кости и карты велась исключительно азартно, играли на деньги, меха, другие ценности, несмотря на то, что и воеводская и церковная власти преследовали азартные игры. Так, например, в 1630 г. в вотчине архиепископа вологодского и великопермского был произведен специальный сыск с целью выяснения, кто «зернью и карты играют». Как пример отношения властей к азартным играм приведем наказ якутского воеводы таможенному целовальнику, чтобы «торговые и промышленные люди в зимовьях… зерновых костей и карт не держали и зернью бы никто не играл».

Но, видимо, в условиях Мангазеи все эти запреты мало помогали (26, с.42, 43). И мангазейские воеводы сделали азартные игры источником дохода для властей. В двух торговых городских банях разрешено было устроить «зерновые избы», где играли в зернь. Там же находились помещения, где проходили «закладные игры» (картежная игра). Эти игорные избы отдавались на откуп, за что в воеводскую казну поступали крупные суммы денег. На откуп отдавали и кабаки, расположенные в центральной части посада. По части кабаков имелось три вида откупа: «за медовое питье», «за пиво и брагу» и «за квасную и сусляную продажу» (26, с.10).