Наследница Шахерезады - Елена Логунова

Мы побежали, и это был бег с препятствиями пополам со спортивным ориентированием на местности.

Аэропорт Швехат гудел, как растревоженный пчелиный улей.

На мониторах с расписанием вылетов красные отметки задержки рейсов сменялись зелеными приглашениями на посадку. Внутреннее радио, загадочно молчавшее несколько часов, сыпало информацию щедро, как из мешка. Люди суетились, текли во всех направлениях разом, сталкивались, роняли вещи, искали друг друга, детей, чемоданы и смысл жизни – все одновременно.

– Юра, стой! – Тяжело дыша, я согнулась пополам и окликнула вырвавшегося вперед товарища по забегу: – Не спеши так, без меня самолет не улетит!

– А, точно! – Раскрасневшийся Юра хлопнул себя по мокрому лбу. – Экипаж уже принял твои документы, теперь твое присутствие на борту совершенно обязательно!

Я важно кивнула и пошла медленнее, с чинным достоинством, подобающим персоне, ради которой могут задержать целый «Боинг».

24 января, 20.25

– Чертовы сопляки, идиоты и лодыри! – выругал отсутствующих стажеров группенинспектор Борман.

Идти в дежурный обход самому ему не хотелось, но выбора не было.

Группенинспектор направился к выходу из участка, по пути экономно выключая свет в помещениях. И в наступившем полумраке споткнулся о квадратную серо-зеленую сумку у двери.

– Гроу-грюн коффер!

Борман снова включил свет, вернулся в кабинет и нашел в пачке бумаг на столе заявление повышенной, относительно других подобных, художественной ценности: с картинкой.

Перевел взгляд на сумку, кивнул.

Вздохнул:

– Все должен сам делать, все сам!

И оторвал от стопки клейких листочков верхний квадрат, чтобы, сверяясь с иллюстрированным заявлением, образцово-показательным почерком написать на квадратной бумажке: «Frau Maximoff».

24 января, 20.35

Бортпроводница, взявшая у полицейских пакет с моими бумагами, при виде меня расцвела улыбкой чистой радости.

– Леди, леди! – захлопотала она, организуя мне персональный проход мимо очереди.

Юра остался в ее хвосте.

Я почувствовала себя пассажиром категории VIP, задрала нос и прошествовала по рукаву в салон авиалайнера величественно и гордо, как августейшая особа.

«Определенно в депортации есть свои плюсы», – резюмировал мой внутренний голос.

– И минусы, – вспомнила я, застучав зубами.

В салоне было холодно, как в криокамере. Причем в хвосте, куда меня посадили, мне показалось прохладнее, и я самовольно пересела в серединку.

Сберегая живое тепло, я сжалась в комочек, обхватила себя руками, втянула голову в плечи, как черепашка, и замерла.

О грядущем завершении ледникового периода возвестил многоногий топот. Толстой неповоротливой змеей в салон полезла плотная толпа пассажиров. Все торопились занять места, как будто могли таким образом наверстать упущенное время.

Возбужденно хлопали крышки багажных отсеков, распираемых полными пакетами из дьюти-фри, скрипели кресла, лязгали замки ремней безопасности, наяривал по радио симфонический оркестр – Вена традиционно провожала задержавшихся гостей вальсами Штрауса.

– Мужчина, мужчина! Давайте поменяемся местами, я рядом с подругой сяду, она нездорова! – тревожно – не в тему музыке – протарахтел знакомый голос.

Я с трудом повернула голову (окоченевшая шея при этом пугающе хрустнула), увидела зависшую вблизи клетчатую полусферу и сразу же поняла, что она не имеет отношения ни к шотландским кланам, ни к небесным телам.

Клетчая полусфера ловко повернулась, двинулась вниз, и кресло у прохода приняло в свои объятия Ирку.

– Эй! Ты же в Москву должна лететь! – удивилась я.

– Судя по метеосводкам, я скорее попаду туда через Краснодар, – объяснила подруга и завозилась, подгоняя по воображаемой талии ремень безопасности. – Хотя я не думаю, что имеет смысл спешить, уверена, Моржик будет рад насладиться моим обществом без близнецов на закорках.

Я понимающе хмыкнула.

– Уф-ф-ф-ф! – Ирка защелкнула замок, поморщилась и с чувством сказала:

– Ненавижу колготки!

Резкая смена темы не помешала мне понять, о чем речь.

Мы с подружкой давно уже составили свой рейтинг заклятых врагов современной женщины и поместили на первую строчку топ-листа производителей колготок с тугой резинкой.

Это отвратительно негуманное приспособление, по тихой вредоносности сопоставимое с отравляющими газами! За день в офисе зверь-резинка может перерезать женщину пополам вернее, чем пила циркового фокусника! Неудобство испытывают даже такие, как я, гражданочки весьма умеренных широт, а сдобные и пышные дамы вроде Ирки по-настоящему мучительно страдают.

– Вот идиотка! Как ты додумалась надеть в дорогу колготки? – запоздало отругала я подружку. – И еще сидела в них целые сутки, мазохистка!

– Красота требует жертв. – Ирка страдальчески скривилась, показывая, что в данном случае жертва ее почти столь же велика, как и красота. – Взлетим – схожу в туалет и сниму это орудие пытки!

При слове «туалет» я поморщилась, но промолчала. От уборной в самолете я неприятных сюрпризов не ждала.

– Вот интересно, а наши мертвяки на унитазах так до сих пор и сидят? – с нотками нездоровой ностальгии спросила вдруг Ирка.

Я попыталась вспомнить, висела ли на двери мужской уборной в аэропорту табличка с изображением ведра и швабры, когда мы с Юрой рысью мчались на посадку в самолет?

Вроде все еще висела.

Стало быть, детективная история с трупами в уборной еще далека от финала.

– Жалко, что мы не узнаем, чем все кончилось, – пробормотала Ирка, выразив наше с ней общее мнение.

24 января, 20.45

Бортпроводница Хельга Кранциг была отличницей капиталистического труда.

Если бы Хельгу разбудили среди ночи и спросили, каковы основные правила перевозки депортированных пассажиров, она первым делом сказала бы, что депортированных положено размещать в хвостовой части самолета, отделяя от других – благонадежных – пассажиров хотя бы одним рядом свободных кресел.

Однако депортированная пассажирка, посаженная именно так, как нужно, своевольно перебралась в середину салона, да еще и обзавелась там компанией.

Вежливая попытка Хельги пересадить рыжеволосую соседку депортированной блондинки в другой ряд натолкнулась на незнание дамами немецкого языка.

– Да пусть сидит как хочет, – успокоила ответственную Хельгу легкомысленная напарница Катарина. – Она же без конвоира летит, значит, опасности не представляет. Авось не захочет угнать самолет.

– Надо все же за ней присматривать, – решила ответственная Хельга.