Пуля для карателя - Александр Тамоников

— От нас-то вы что хотите? — Полковник смотрел на него, как бык на матадора.

— Не знаю, уместно ли просить о содействии…

— Разумеется нет, — задрал нос делегат Капшировский. — Мы не помогаем коммунистам, и не важно, что у нас общий враг. Это до поры до времени. Когда придет их час, коммунисты сотрут нас с лица Земли и не вспомнят, что когда-то мы были союзниками.

«А этот гусь не так уж и неправ», — подумал Иван.

— Мы не только по этой причине не можем оказать вам содействия, — смягчил ситуацию Врудень. — Положение катастрофическое, у нас в строю осталось чуть больше полутора сотен бойцов. Здесь полтысячи гражданских… Провизия кончается, много больных, раненых, не успеваем избавляться от тел погибших, и уже начинается эпидемия какой-то лихорадки… Мы знаем, что в других районах положение соратников еще хуже — почти повсеместно восстание подавлено, держимся только мы — в 16-м округе Варшавы… Немцы сдавливают кольцо, против нас орудует 608-й полк вермахта, части «Дирлевангера», другие подразделения СС… Сегодня вроде тихо, но к вечеру, уверяю вас, опять заведут свою артиллерию. Вчера разбомбили наш госпиталь, погибли последние медики, восемь человек больных. Лечить некому и нечем — хоть сразу в гроб ложись… Мы держим несколько улиц вокруг этой бойлерной — Сташевскую, Монастырку и Гроджу. Там построены мощные баррикады, работают наши снайперы, противник атакует каждый день, но мы держимся, даже высылаем иногда людей для разведки прилегающей территории и мелких диверсий. Но нас становится все меньше, со дня на день немцы прорвут одну из баррикад, и тогда будет полная катастрофа. Погибнут все, уж немцы постараются. Каждый человек на счету, мы не можем вам помочь, не можем выделить людей. И в любом случае это смотрелось бы нелепо. Пан Капшировский, возможно, резок, но, в принципе, прав. Я склонен отнестись к вам мягко лишь потому, что вы спасли наших жителей, ничего не выгадав взамен. Насколько понимаю, вам ничто не мешало обойти место расстрела…

— Обходить не хотелось, — улыбнулся Иван, — пошли напрямую. Я чего-то не понимаю, пан Врудень? Целый отряд вышел за пределы заблокированной территории и вернулся обратно, приведя нашу группу. Потерь фактически не было. Плюс большая группа гражданских лиц, сбежавших от карателей. Вы уверяете, что не можете уйти, чтобы продолжить борьбу в другом месте? Согласен, действовал небольшой отряд, всего вас больше — плюс полтысячи гражданских. Но существуют же подземные коммуникации, нет? В одной из них мы сейчас находимся. Уверен, ваши люди давно провели разведку всех ходов. Разумно ли обрекать на смерть людей, которые никогда не держали в руках оружие?

— Вы не понимаете, — вздохнул полковник. — Большинство этих людей нетранспортабельны, а бросить их мы не можем. То, что сегодня просочился отряд — не наша заслуга, а недосмотр немцев. Они ежедневно меняют позиции, обнажая некоторые участки — и мы этим пользуемся, получая сведения от разведки. В эту бойлерную есть только один вход — он же выход. Все проходы завалены. Фактически это западня. Прочие коммуникации также отрезаны. Мы никуда не можем уйти, нам остается только умереть с оружием в руках. Поэтому я не имею права командовать людьми из вашей группы, участвующими в Сопротивлении, — они не мои подчиненные, я их не знаю. Пусть уходят с миром, нам же легче.

— Хорошо, мы уважаем ваш выбор, пан полковник. Но хотя бы вывести вы нас отсюда можете? — спросил Иван.

— Не думаю, — покачал головой Врудень. — Подсказать дорогу сможем, но пойдете сами. Я не выделю ни одного человека, а также не смогу снабдить вас едой, табаком, водой. Вы получите назад свои вещи и свое оружие. Можем вас только благословить. — Полковник невесело усмехнулся. — Кажется, католического священника пана Воблу еще не убили…

— Позвольте вопрос, пан полковник, — подала голос Маша. — Адрес улица Зворень, дом 14 — это недалеко отсюда? Там проживали люди, имеющие отношение к подполью. Будем вдвойне благодарны, если предоставите информацию…

— Мимо, панночка, мимо, — усмехнулся делегат Капшировский. — У нас неплохо работает разведка. Если вас интересует семья пана Грудны, занимавшего должность одного из помощников бургомистра, то должен вас огорчить. Его схватили еще три дня назад, вместе с ним всю семью — это видел наш человек. Имеется подозрение, что пан Грудна не выдержал допрос в тайной полиции и сдал все ваше левое подполье, так что, увы…

— Очень огорчительно это слышать, — вздохнула Маша.

— Последняя услуга, пан Врудень, — сказал Иван. — Нас интересует старый особняк на улице Левашевской, в котором до войны работал кинотеатр «Штарица». Есть информация, что в этом особняке содержат интересующих нас товарищей, Хаштынского и Крынкевича. Не слышали об этом?

— Как же не знать своих идейных противников, — отозвался за полковника Капшировский. — Пусть нацисты наши враги, но отнюдь не все враги наших врагов — наши друзья, знаете ли. Окажись я на месте мясников из тайной полиции, я бы им руки и ноги оторвал вместе с головами, чтобы не распространяли в нашей стране гремучую большевистскую заразу…

— Да оставьте, пан Збигнев, — устало махнул рукой Врудень, — какая теперь разница? Погибнем мы, погибнут Хаштынский с Крынкевичем, и даже эти люди, которые нас страшно раздражают, скорее всего, погибнут… Вас не шокируют, пани, мои слова? — повернулся он к Марии.

— Что вы, пан полковник, нисколько, — учтиво улыбнулась Маша.

— Пусть пытают свою удачу, может, им повезет… Про особняк нам доложили, его охраняет отделение СС из полка «Дирлевангер» — подразделение, полностью укомплектованное немцами. Это порядка десяти-двенадцати человек. Больше не требуется, поскольку квартал Зброев контролируется нацистами. Днем туда приезжают офицеры, видимо, проводят работу с гостями подвала, так сказать. Особняк опоясан забором — это сооружение недавнее. Есть колючая проволока, но сам забор, мягко говоря, не преграда… Это все, что нам известно. Нужных вам заключенных могли увезти, это уж как начальству в голову придет. А могут и подержать какое-то время, если у немцев есть на них виды… Ладно, так и быть, выделю вам человечка, проводит вас до улицы Вудровской — есть там одна замаскированная канавка, ну а дальше сами пойдете. Прошу прощения, господа, — посмотрев на часы, добавил полковник. — На этом будем считать нашу аудиенцию оконченной. Желаю удачи. Можете побыть в нашем расположении до вечера — мы же не звери выгонять вас в светлое время на верную смерть…

Люди из его компании были мрачнее тучи. Они сидели, сбившись в кучку, в тупиковом отростке подземного коридора, как-то пронзительно молчали, курили. Иван присел на корточки напротив, смотрел на них в свете низковольтной лампочки. В главном коридоре было шумно, таскали какие-то ящики, стонали раненые. Он успел привыкнуть к своим людям, не хотелось с ними расставаться. Странная возникала ситуация: далеко не все из них были его единомышленниками, однако он смело мог подставить им спину — а это дорогого стоит. Немка положила голову на колени Маранца — словно в этом не было ничего предосудительного, меланхолично смотрела в пространство. Юзеф сосредоточенно курил, искоса поглядывал на слипшиеся волосы Тельмы. Кембл не моргая смотрел в потолок и что-то шептал, очевидно, высчитывал свои шансы на выживание при том или ином раскладе. Януш вскрыл откопанную в ранце пачку маргарина и ножом размазывал его по галете — собираясь, видно, это есть. Маша Носова спокойно смотрела Ивану в глаза, и при этом у него что-то потягивало в районе левой лопатки.