Почувствуй это снова - Ольга Вечная

– Знаю. Она по памяти, но вышло красиво. Очень похоже. Характер передан на пять с плюсом. Она тебя рисовала с сигаретой, даже не догадываясь, что ты куришь. Все эти годы Люба боролась с чувствами, и сейчас, после нашего расставания, у вас наконец–то появился шанс.

– У нас... блть, что? Шанс у нас с Любой?

– Не ругайся при ребенке.

– У него нет пока ушей. Я скачал на телефон программу, там написано по дням. Ушей нет.

– Ладно. Пока можно. – Вздыхаю и выдаю: – Пздц, сука, как всё сложно! В общем, мне было очень тяжело, не буду скрывать. Мой бывший, которого я любила, и от которого еще и беременна. – Его рука ползет выше, я с трудом отрываю ее от своей ноги и кладу на животик. – И самая лучшая подруга... Это был удар. Плакала. Но примирилась. И отпустила.

– Отпустила?

– Тебя к Любе.

Мы тупо пялимся друг на друга. У него натурально открывается рот от шока. Не было бы всё настолько остро, я бы рассмеялась. Но не сейчас, разумеется.

В данную минуту лишь боль в груди. Мне будто ребра перебили и сердце, колотясь о обломки, ранится.

Матвей забирает ладонь и выпрямляется. Теме он не рад. А еще он выглядит так, будто сильно возбужден.

– Юля, это какой–то бред. – Старается говорить спокойно. – На данный момент я ни с кем не собираюсь заводить отношения. Да и вряд ли хоть одна леди вдохновится идеей встречаться с без пяти минут папашей. Очевидно, что следующий год как минимум мы будем заниматься младенцем.

Матвей снова тянется, горячее дыхание касается моих губ. Я быстро чмокаю его в щеку, размазываю слюну пальцами и пожимаю плечами.

– Возможно. Но я не могу так поступить с Любой. В смысле, спать с тобой по дружбе за ее спиной. – Поглядываю на его пах. Никак не могу понять, напряжен он или нет. Джинсы, к сожалению, свободные. – Хотя, признаюсь, ужасно хочется. У меня между ног постоянный пожар. Эта беременность с ума сводит! Очень много изменений в организме: грудь сильно выросла и капец какая чувствительная и тяжелая. Ты когда в душевой начал ее целовать, лизать и кусать, – застываю, не в силах продолжить. Мурашки рассыпаются по телу, я вспоминаю то удовольствие и меня накрывает. Бросает в раскочегаренную печь. До дрожи, до обескураживающей страсти. – Не смогла противиться. Просто не справилась с собой, так сильно хотелось у тебя... хотя бы отсосать. Потом жалела! Это ведь Люба, понимаешь? Моя Любаша! Мне так стыдно перед ней!

– Слушай, – говорит Матвей. – Да мне вообще похер. Я делаю, что хочу и с кем хочу. Никаких проблем.

– Знаю. А мне нет. Иногда я просыпаюсь ночью от того, что хочу, но не могу кончить. Думаю сразу о тебе. Ну потому что ты отец ребенка. Даже хочу позвонить и попросить о помощи. Но потом вспоминаю, что ты встречаешь с Любой, и всё на этом.

Матвей вытирает лоб, капельки пота на висках. Вроде бы выступление давно закончилось, а ему всё еще жарко.

Нажимает педаль газа, машина трогается. Он глядит вперед. Пальцы напрягаются до белых костяшек.

– Вот бы Люба так за тебя переживала, – говорит он с легкой улыбкой. – Как ты за нее.

– Это вопрос совести. У вас с Любой, очевидно, ее нет. Раз вы за моей спиной такое болючее замутили. У меня она есть, поэтому придется оставаться наедине со своими потребностями. – Тяжело мученически вздыхаю.

Он молчит пару минут.

– Тебе было больно, Юля?

Машина едет в сторону дома. На телефон падает сумма от Евы. Я смотрю на цифры и понимаю, что Матвей был прав, ругаясь, что я вкалываю за копейки. Он провел отличный праздник, родители пытались продлить вечер и нанять его снова. Получили же мы треть суммы, на которую могли бы расчитывать. Неожиданно для себя злюсь. Мне нужно много денег для моего ребенка, я не могу больше тратить себя на ерунду!

– Да, – говорю коротко. Потом набираюсь смелости и продолжаю: – Мне было адски больно. Если бы не ребенок, я бы, наверное, умерла.

– Извини меня, – говорит он. – Я не подумал.

– Да ничего. Ей казалось, что я тебя люблю недостаточно сильно. Может быть, с ней тебе и правда будет лучше.

Матвей

Мы с Юлей смотрим друг другу в глаза. У нее они порочные, влажные. Губы призывно блестят.

– Что мне сделать для тебя сегодня? – шепчет она.

Пульс не просто ускоренный, сердечная мышца на разрыв трудится, клапаны стучат оглушающе. Мы с ней вдвоем где–то на краю скалы у обрыва. Но это по*уй. Слишком хочется, чтобы беспокоиться о чем–либо.

– Иди ко мне.

– Мы не упадем?

Протягиваю руку.

– Я хочу тебя. Мы никогда не упадем.

– Тогда вые*би меня.

Блть. Она послушно садится на мои колени, я, одержимый псих, сдираю с нее майку, оголяя грудь. Больше одежды нет. Проверяю пальцами, готова ли. О да. Кожа горит нестерпимо. Мы или соединимся или сдохнем. Где–то на задворках колотится, что нужно быть осторожнее. Что надо любить, а не е*ать, хотя тело болит. Требует. Сейчас всё будет. Терпение лопнуло еще позавчера. Мать вашу, этот ее взгляд.

Кто–то окликает у подножья скалы, откуда–то из пропасти под нами:

– Матвей!

Оглядываюсь и вижу пейзаж словно через густой туман. Мы в каком–то, блин, орлином гнезде. Юля вспотела, к ней прилипли пух и перышки. Что?!

Качаю головой. Пофиг. Это потом, всё потом.

Но Юля начинает таять. Я хватаю ее, руки проскальзывают сквозь тело. Хочу обнять, прижать к себе. Признаться во всем, что чувствую. Я хватаю снова и снова. Истошно кричу имя и умоляю остаться, но Юля лишь улыбается и машет. Скручивает паника.

– Матвей! – вновь громче.

Резко просыпаюсь от того, что кто–то трогает за плечо.

– Утро доброе.

Распахиваю глаза и вздрагиваю. Блин, отрубился в операционной, которую закончил драить. Присел–то вроде на стульчик на одну секунду. Взгляд на часы — половина третьего утра. Тело затекло и ломит. Холодно. Но пульс по–прежнему тарабанит. Эротический триллер, какой–то. Оглядываюсь.

Во сколько я сюда зашел? Около полуночи?

Ппц! Три сестры травматологии, где подрабатываю раз в неделю с легкой руки декана, смотрят пристально.

Вытираю губы.

– Блин, простите, – вскакиваю на ноги. Возбуждение и страх стремительно улетучиваются, оставляя вместо себя раздражение, по силе чуть ли не превосходящее.

– Матвей, мы тебя потеряли! – улыбается Полина. – Помощь нужна. В приемке парни не справляются. Спустишься?

– Да, конечно, – поднимаюсь на ноги, разминая их. – Я тут закончил. Прикрыл глаза буквально на секунду. Не понимаю, что случилось потом.

– Мы никому не скажем.