Пурпурное сердце - Кэтрин Хайд

Он так и оставляет вопрос без ответа.

— Разве ты никогда не представлял себе, как после моей смерти возвращаешься домой? Не было у тебя таких фантазий? Как будет убиваться Мэри Энн, а ты будешь утешать ее, и как ты станешь для нее самым близким человеком, живым напоминанием обо мне.

— Каждый имеет право на фантазии.

«Ага, — думает он. — Уже теплее».

— Так ты согласен, что отчасти хотел моей смерти?

— Я не убивал тебя.

— Но что-то в тебе хотело моей смерти.

— Может быть, какая-то крохотная частичка.

— Хорошо, Эндрю. Теперь вопрос на засыпку. Почему ты не оттолкнул меня в сторону? — В сумерках ему не удается рассмотреть выражение лица Эндрю. Только в небе остаются проблески света, и появляются первые звезды. Качка уже не утомляет. — Когда ты увидел, что в меня целится тот парень?

— В то же время, когда это увидел и ты.

— Точно?

— Ну, может, на долю секунды раньше.

— Тогда почему не толкнул меня?

— Не успел! — Он выкрикивает это, вскакивая на ноги, так что раскачивает лодку и, раскидывая руки для равновесия, аккуратно усаживается обратно.

— Реакция подвела?

— Нет.

— Меня все время мучает один вопрос. Что было бы, если бы ты не был влюблен в мою невесту? Что, если бы крохотная частичка твоего «я» не желала бы моей смерти? Что, если бы не твоя замедленная реакция?

— Если я отвечу, мы покончим с этим? Мы сможем вернуться? — Он задумчиво смотрит на горизонт, так что Майклу виден только его профиль.

— Мы еще даже не подошли к сути.

— Это неважно. Потому что ответа нет. Никто не сможет дать ответ.

— Но ты ведь живешь с этим вопросом. Не так ли, Эндрю?

Эндрю не отвечает.

Теперь небо совсем черное. Только светит луна, бросая серебристый отсвет на воду.

Время от времени Майкл берется за весла и гребет к берегу, пытаясь приспособиться к течению, которое могло бы помочь быстрее добраться. Огни маяка служат ему ориентиром.

Эндрю нарушает молчание.

— Хорошо, я признаюсь. Я хотел твоей смерти.

— Боже мой.

— Ты сам просил, чтобы я это сказал.

— Сукин сын.

— Ты собираешься убить меня, да?

— Эндрю, черт бы тебя побрал. Когда ты выбросишь эту дурь из башки? Вся беда в том, что я любил тебя как брата. Я бы никогда не смог причинить тебе зла. А ты хотел моей смерти.

Он вдруг замечает, что стоит в лодке и кричит. Где же его беспристрастность?

И словно ответ, ему приходит озарение: он понимает, что вновь балом правит Уолтер.

Он испытывает странное чувство облегчения.

«Хорошо, что ты вернулся, дружище, — думает он. — Я так привык, что ты рядом. Надеюсь, ты найдешь в себе силы простить».

Когда я знакомлюсь с Эндрю, нам по четырнадцать лет.

«Маркс Бразерс» процветает, звуковое кино завоевывает прочные позиции, а Никки всего лишь неуклюжий комок шерсти, у которого заплетаются лапы.

Как-то поздно вечером мы оба выходим из своих домов и встречаемся на пляже. Время слишком позднее для четырнадцатилетних подростков.

Есть что-то особенное в ночном океане. Что-то дикое. Он кажется неукротимой силой, все не так, как в летний полдень.

Мы стоим у парапета, и Никки сидит у меня на ботинке, жует шнурки, а я не возражаю.

Я смотрю на звезды.

Не знаю, стоит ли верить этой дурацкой примете — загадывать желание по звездам, и я не слишком хорошо знаю Эндрю, чтобы делиться с ним своими сомнениями.

Вместо этого мы просто болтаем о скорости света, о том, что звезды, которые мы сейчас видим, возможно, зажглись миллион лет назад, и интересно, что с ними будет еще через миллион лет.

Я задаю ему вопрос, который не имеет никакого отношения к звездам.

— Кем бы ты хотел быть, когда вырастешь?

Знаете, что он отвечает?

— Солдатом. Как мой отец.

— Почему ты хочешь быть именно таким, как твой отец?

Видите ли, я-то знаю его отца, знаю, что он поколачивает Эндрю и его мать, кричит на них, но сейчас я не напоминаю ему о таких подробностях.

— Хорошо, тогда я буду таким солдатом, как твой отец?

Что до меня, то я не могу ответить. Я действительно не знаю.

Поэтому я просто выбираю звезду и, не выдавая своего секрета, мысленно повторяю заклинание: «Звезда, гори, звезда, свети…» Ну, в общем, псе как положено.

Я прошу звезду: «Пожалуйста, сделай так, чтобы Эндрю стал солдатом, а из меня сделай человека, который твердо знает, кем хочет быть».

Я хочу повторить эту ночь. Но не могу. Я ничего не могу повторить, и в этом проблема.

Мы можем мечтать ночь напролет, но не в силах изменить ход событий.

Если бы я мог вернуть ту ночь, я бы попросил звезду о том, чтобы Эндрю никогда не становился солдатом.

И не стал бы тратить время на переживания по поводу того, кем мне стать во взрослой жизни.

Я бы просто попросил дать мне возможность стать взрослым.

Эндрю опускает руку в ледяную воду. Он пытается воспринимать качку и плеск воды как раздражающие факторы, а не как колыбельную.

Он пытается заставить себя не спать. Закуривает. Почти следом за только что потушенной сигаретой.

Когда он видит, что Стиб начинает клевать носом, он жестко наступает ему на ногу.

— Если мы заснем, нас унесет в открытое море.

— А, да. Ты прав.

Стиб выпрямляется, трет глаза. Зевает.

Эндрю вдруг ловит себя на мысли, что, возможно, это его тактическая ошибка. Пусть бы Стиб заснул, а он попытался бы сам догрести до берега.

Но уже слишком поздно.

— Хорошо, — говорит Стиб. — Давай я расскажу тебе одну историю. Давным-давно жил мальчик по имени Уолтер и девочка, которую звали Мэри Энн.

— Нет. Только не это. Расскажи мне лучше про пурпурное сердце Уолтера.

— Ты же не хотел услышать об этом от меня.

— Ну, ты просто расскажи.

— Если ты хотел ее послушать, почему не попросил тогда, в госпитале?

Эндрю чувствует, как ему начинает изменять терпение.

— Может, тогда я не хотел, — кричит он, — а теперь хочу, и я ждал сорок лет, чтобы послушать эту историю.