Магия и банды Токио - Макар Ютин

Пацанва, между тем, сгрудилась вокруг белой тушки, а несчастная птица снова забилась у них в руках. Ко-тян деловито придавил животное коленом, поплевал на руки (Ками-сама, зачем?!), взялся за шею, но та постоянно дергалась и изгибалась. Юный орнитолог все никак не мог ухватиться по-ловчее, да еще его друзья вокруг больше мешали. Галдели, толкали под руку, давали идиотские советы и безбожно орали. Один совсем нетерпеливый вообще попытался перехватить шею в обход главного задиры и чуть не вызвал драку. Остальным, правда, такое крысятничество пришлось не по нраву и юного убивца быстро оттащили.

А я… А я просто наблюдал за этим представлением. Хотелось бы сказать, что с легким любопытством, но нет. Происходящее резко перестало меня забавлять. Даже наоборот. Что-то скребло, царапало меня изнутри. Не слишком сильно, но все равно неприятно. Подобное чувство у меня возникало не часто. В основном, когда я на пустом месте обидел хорошего, но очень наивного человека, или неосознанно сделал подлость.

Да-да, я не люблю делать подставы или подлянки. По крайней мере, нейтральным людям. Злые шутки это не подлости. Спросите в чем разница? В моих ощущениях. Других критериев мне и не надо. Совесть — лучший контроллер, ага.

Вот и сейчас — умом я не видел ничего страшного, но вот на сердце было неспокойно. Словно именно я своим бездействием убиваю несчастное животное. Может стоит вмешаться? Хотя бы ради собственного настроения: вряд ли кровь, вопли и дерганье перьев на амулеты улучшат здешнюю атмосферу. Да и оставлять пацанам возможность получить такой отвратительный опыт казалось неправильным.

Последней каплей стал взгляд. Птица заметила то, на что не обратили внимания ее мучители: одинокую фигурку человека неподалеку. И на ее морде вдруг появилась такая тоска пополам с мольбой, что мне стало не по себе. Никогда не замечал такой мимики у птиц. У собак, иногда даже кошек — сколько угодно, но не у птиц.

— Так! — Я вскочил с места и быстрым шагом направился к ораве младшеклассников, — Что вы творите, жертвы кампании против абортов?! Совсем страх потеряли, побочные продукты маткапитала?! Ты, бритый с тупым лицом. А ну отпустил птицу!

Я надеялся, что командный тон и глазная мутация испугают их достаточно, чтобы не вступать со мной в пререкания. Все же такие ватаги нередко уверены в собственной безнаказанности и могут откровенно послать одинокого прохожего. Однако эффект от моих слов превзошел все ожидания. Видимо, сказалось внезапное появление «из ниоткуда» вкупе с резким криком и непонятными словами.

— А-а-а, это ёкай! — Хором завопили дети и бросились врассыпную. Быстро, технично и без тени сомнений. Ну надо же. Какая слаженность! Помню, нам для такой пришлось месяц толкать руками асфальт на плацу и петь про «Таманскую дивизию мою» пока тошно не станет.

— Он нас проклянет!

— Он нас съест!

— Мстительный дух!

— Вампир!

— Дзёрогумо!

— Нурарихён! — Кричали они, убегая от меня на всех парах. Причем, чем дальше они отбегали от «мстительного духа», тем более легендарные личности вылетали из их маленьких крикливых ртов. К счастью, обозначенный кустами выход из укромного местечка они успели пересечь раньше, чем короновать меня Владыкой Демонов или знаменитым Хозяином Урожая. Только один толстячок не вовремя споткнулся, проехался пузом по зеленой травке и замер как цуцык. А затем, безо всяких переходов, натуральным образом взвыл от страха. К счастью, в ступор он не впал. Наоборот — вполне себе целеустремленно полз к спасительным зарослям. Молодец! Хватать его за шкирку и вышвыривать силком стало бы перебором.

— Я говорил, что не надо убивать журавля… — Всхлипывал неповоротливый Сота, самый медлительный из них. Он выглядел так комично в своей детской гиперэмоциональности, так обреченно бежал на четвереньках, что я все же решил слегка помочь ему. В своей неповторимой манере.

За пару шагов я вдвое сократил расстояние между нами, навис над трясущейся тушкой, а потом рявкнул ему в спину:

— Шевели булками, мясо! Я все еще голодный!

— Не-е-ет, не ешьте меня! — Зарыдал ребенок, но скорости прибавил. Причем втопил даже быстрее своих товарищей до этого. Ждут его лавры профессионального спринтера. А все с моей скромной помощью. Хотя, он может выбрать карьеру хулигана, если догадается взять палку и укрепить дружбу в их тесной компании. Для профилактики, чтобы не кидали его в следующий раз.

Наконец, даже пухлый Сота благополучно пробежал пятьдесят метров и нырнул в кусты, а я перевел взгляд на связанную птицу. Та лежала совершенно неподвижно. Лишь белая грудь вздымалась и опускалась в такт учащенному дыханию. Слишком лихорадочно, как будто бедный журавль только что пробежал стометровку вместе со своими мучителями.

Я подошел ближе, сел на корточки и склонился над спасенной жертвой. Выглядела она… обычно. Как водоплавающая птица. Я не силен в орнитологии. Чего только привязались? Не вижу в этом журавле ничего такого: длинные ноги-ходули, вытянутый клюв, белоснежное оперение. Ну птица. Ну красивая, да. Особенно учитывая тот факт, что в японии водятся совсем другие виды: с черной шеей и хвостом. Этот поприятнее выглядит, согласен. Хоть и непонятно, откуда он такой пафосный тут взялся. Специально вывели, что ли? Да пофиг, на самом деле. Те же утки-мандаринки покрасивее будут. Впрочем, дело вкуса.

А вот странная, больше похожая на канат веревка поперек всего его тела — уже результат вмешательства стада малолетних баранов, а не тысячелетий эволюции. Причем перевязали птицу максимально гадостно: с кучей узлов и повторяющейся обмоткой. Как бы у спасенного мной журавля не пошло отмирание тканей или заражение крови от кровавых мозолей.

Я вздохнул и принялся распутывать узлы. Сначала осторожничал, боялся удара когтистой лапой или клювом, но птица лежала неподвижно. Будто знала, что я ее спасаю. М-да. Видимо, за сто пятьдесят лет существования парка здешние обитатели совсем одомашнились. Ну, или здесь какая-то чертовщина. Не то чтобы мне сильно интересно: не мешает — и ладно.

Я тяжело перевалился на затекших ногах, раздраженно дернул на себя веревку, но клятый узел и не думал развязываться. Нет, здесь только резать. Я встал, размялся, подергал ногами, похлопал себя по карманам в поисках чего-то острого, но нашел только ключи. Негусто.

— Дежавю, однако, — Хмыкнул я вполголоса, вспомнив аналогичные метания своры детей несколькими минутами ранее, — И я, как назло, свой канцелярский ножик не взял. Вот хотел же! Да что уж теперь, задним умом все мы крепки.

Придется пойти на поиски ножа или чего-то подобного, благо вовремя вспомнил про мелкий канцелярский магазинчик у входа. Я уже отвернулся, чтобы сбегать за ножом, но журавль рядом со мной тихо, но очень жалобно курлыкнул. Словно просил остаться. Я проигнорировал, однако птица снова подала голос. Да еще так отчаянно, как будто я тоже решил оттяпать от него пару сувениров.

«Правильно говорила та полоумная бабка с четвертого этажа: кто везет, на том и едут. Щас пойду у птицы на поводу, а через час эта наглая скотина пропишется у меня на хате. Ну нахрен!» — Я твердо решил не поддаваться на стоны пернатого манипулятора, но в итоге лишь начал бессмысленно топтаться на месте. Ни Богу свечка, ни черту кочерга. Дерьмо! Быть слишком добрым всегда накладно.