Дом голосов - Донато Карризи

— Они ошибались, — вспылила женщина. — Вы все ошибаетесь.

— Но после сегодняшнего сеанса мы знаем, что, по всей вероятности, в вашей родной семье имелась некая наследственная предрасположенность… Теперь мы можем заняться лечением вашей патологии.

Ханна курила не переставая и металась по комнате.

— Призраков не существует, а синяк на лице и царапины на руке вы нанесли себе сами… — подлил он масла в огонь. — Знаете, что это значит? Это хуже, чем если бы кто-то на вас напал, ведь в вашем случае от врага, преследующего вас, убежать нельзя.

Ханна резко остановилась.

— От призраков тоже, — заявила она со всей решимостью. Потом устремила на него загадочный взгляд, полный ярости, но в то же время умоляющий. — Ведь для этого ваш отец заговорил с вами, правда?

Джербер остолбенел:

— При чем здесь мой отец?

Ханна подошла к нему вплотную:

— Он что-то сказал вам перед смертью…

Он вдруг почувствовал себя уязвимым. С леденящей уверенностью, что эта женщина способна читать у него в душе.

— Да, ваш отец вам что-то сказал, — настаивала она. — И это вас потрясло.

Как она узнала тайну, которую они с синьором Б. разделили у его смертного одра? Их никто не слышал. А Пьетро не признался никому, даже Сильвии.

— Никогда не следует иметь тайн от тех, кого любишь, — заявила Ханна Холл, каким-то образом прозревая, что он подумал о жене.

Он хотел бы ответить, что не верит в ее сверхъестественные способности, что столь тщательно подготовленная мизансцена могла бы завлечь такую, как Тереза Уолкер, но уж конечно не его.

— Тут нет никакой тайны: отец выбрал тот момент, чтобы признаться, что во всю свою жизнь он никогда меня не любил.

Ханна покачала головой:

— Неправда: этот вывод сделали вы… Когда он говорил с вами на смертном одре, вы слышали уже голос призрака, ведь так?

Джербер промолчал.

— Ну же, что именно он сказал вам?

Ханна была крайне уверена в себе. У Пьетро Джербера сложилось впечатление, что никакой ответ не утолит любопытства, ненасытного и наглого, с каким эта женщина пыталась копаться у него в душе. И он решил попросту сказать правду.

— Слово, — ответил он. — Только одно… Но я никому не стану его повторять.

Улеститель детей вдруг понял то, что до сих пор от него ускользало. И это до смерти перепугало его.

Ханна Холл здесь не для того, чтобы получить от него помощь. Эта женщина убеждена, что явилась сюда, чтобы помочь ему.

Клиника Сан-Сальви состояла из многих корпусов, и каждый обозначался буквой, от А до Р.

Долгое время это была самая большая в Европе психиатрическая лечебница. Ее основали в 1890 году, и она занимала немалую площадь в тридцать два гектара. Современная планировка построек, расположенных в обширной зеленой зоне, до сих пор считается образцом городской архитектуры. Воздвигнутый в местности, которая столетие назад была пригородом Флоренции, комплекс во всех смыслах представлял собой город в городе: здесь было все, от водоснабжения до электростанции, от столовой до церкви и кладбища.

Пьетро Джербер хорошо помнил описание больницы, приведенное в одном из университетских учебников, где, однако, опускалась одна подробность.

Сан-Сальви была сущим адом. И несмотря на избранную им профессию, Джербер никогда не посещал этого места.

Флорентийцы называли свой сумасшедший дом «красными крышами», потому что именно так выглядел издалека этот обособленный мирок. Никто не знал, что в точности там творилось, ведь человек, попавший туда, больше оттуда не выходил.

Много воды утекло с тех пор, как мы все вместе жилипод красными крышами…

Фраза Черного говорила о многом. Он, Телок и Искорка — бывшие пациенты больницы. Именно там они познакомились с родителями Ханны Холл. То, что и эти последние содержались в психиатрической клинике, не удивляло Джербера: странное поведение, паранойя, мания преследования — явные симптомы душевного расстройства.

После встречи с Ханной гипнотизер решил отправиться в Сан-Сальви, намереваясь выяснить, не осталось ли каких-то следов пребывания там матери и отца женщины.

Он подъехал на машине к главному входу, оглядывая мрачный парк, простиравшийся за оградой: плотная стена деревьев и кустов, призванная скрыть от так называемых умственно здоровых вид этого места.

Он позвонил в домофон, и кто-то разомкнул автоматически запирающиеся ворота. Пьетро включил мотор и двинулся по асфальтированной дорожке, уходящей в лес.

Где-то через километр показалось первое здание, расположенное посередине овальной площадки. Когда Джербер выключил мотор и вышел из машины, его встретила безотрадная тишина.

Кроме бродячих псов, здесь уже много лет не было обитателей.

В 1978 году вышел закон, предписывавший закрыть все заведения, где содержались душевнобольные, исходя из предположения, что пациенты подвергаются там бесчеловечному и унизительному обращению.

Наконец кто-то вышел из караульной будки. Сутулый мужчина в синей униформе, с огромной связкой ключей, которая звякала у него на поясе.

— Я думал, вы сантехник, — пожаловался старый сторож. — Но вряд ли вы приехали из-за прорвавшейся трубы, откуда уже который день хлещет.

— Нет, — сердечно улыбнулся психолог. — Я пришел посмотреть.

— К сожалению, музей закрыт: нечем было платить тому, кто держал бы его открытым.

— Что за музей? — Джербер даже не знал, что в Сан-Сальви существовало нечто подобное.

— Музей, посвященный истории этого места, — разъяснил сторож. — Разве вы не за этим пришли?

— Меня зовут Пьетро Джербер, — тут же представился посетитель, боясь, что его прогонят. — Я детский психолог.

В былые времена практикантов направляли в Сан-Сальви, чтобы они набирались опыта. Выдерживали немногие, прочие обычно меняли профессию. Но когда Пьетро получал диплом, больницу уже закрыли.

— Психолог? — растерялся сторож.

Чувствуя на себе изучающий взгляд, Джербер вдруг понял, насколько непрезентабельно выглядит.

— Да, — подтвердил он.

— Что вы ищете? — с подозрением осведомился сторож.

— Истории болезни пациентов… Мне интересно, куда подевались архивы.

Сторож расхохотался.

— Туда же, куда и все остальное, — ответил он, показывая на царящий всюду разгром. — В тартарары.

Джербер невольно опустил взгляд на пиджак сторожа.

— Вы потеряли пуговицу, — сказал он, тыча пальцем в пустое место.

Сторож скосил глаза. Потом ткнул пальцем в Джербера.