Резидент - Евгений Сухов

— Не туда таращишься, арестованный! Смотри, не пропусти этого Гаврилова, — строго предупредил Романцев Седых.

— Смотрю, — уныло обронил тот в ответ.

Обошли все склады, осмотрели каждое хозяйственное и жилое помещение, после чего Седых уверенно произнес:

— Нет его здесь.

Далее осмотрели еще два банно-прачечных отряда, располагавшихся в соседних полках. Обстоятельно поговорили с командирами, которые твердо заверили, что в последнее часы к ним никто не поступал и посторонних на территории отряда замечено не было.

Четвертый банно-прачечный наряд находился в соседней деревне, где размещалась стрелковая дивизия. За полчаса доехали на легковой автомашине и зашагали в сторону деревянных строений, в расположение банно-прачечного дезинфекционного отряда.

Седых, шедший в окружении смершевцев, зыркал по сторонам, всматривался в проходящих. В какой-то момент Романцев крепко задумался, на верном ли они пути? Ведь существовала вероятность, что диверсант, почувствовав опасность, мог перебраться в другое место. Но неожиданно Седых прервал его размышления взволнованным голосом:

— Вон он, Гаврилов, на лавочке сидит рядом с кроватью.

Повернувшись в указанную сторону, Тимофей увидел молодого тридцатилетнего мужчину неприметной наружности, с посеревшим лицом. На его ссутулившиеся плечи был наброшен белый халат, а сам он, пристегнув кожаный ремень к спинке кровати, старательно подправлял об него складную бритву, пускавшую по сторонам веселые солнечные блики.

Педант, порядок любит!

— Ты уверен? — унял Тимофей волнение.

— На все сто!

Капитан Романцев впечатал тяжеловатый взор в стриженый затылок диверсанта. В нем не было ровным счетом ничего такого, что отличало бы от сидевших поблизости красноармейцев. Встретишь где-нибудь такого в ином месте, так мимо протопаешь, даже взглядом не зацепишь. Один из сотен, каковые повстречались за последние сутки. Ни суетливости в движениях, ни нервозности, ровным счетом ничего такого, что выдавало бы в нем врага или хотя бы как-то насторожило. В движениях Гаврилова отсутствовала суетливость, какая-то нервозность, отличавшая всякого чужака.

— Щербак, и вы двое, — поманил Романцев бойцов, и когда те подошли, строго продолжил: — Думается мне, что он непростой, этот гад, матерый! Но взять его мы должны только живым! Морды у вас простоватые, не баре! То, что нужно! Слепите их еще попроще, без всех этих суровостей в бровях, и топайте в его сторону с шутками-прибаутками, а как поравняетесь, вяжите его! Если что, ломайте сопротивление безо всяких сантиментов! Мне потери не нужны!

— Есть, двигать с шутками, — озоровато отозвался Щербак.

Бойцы с равнодушным видом зашагали по тропе, подле которой уверенно, не обращая внимания на приближающихся красноармейцев, расположился Гаврилов. Периферическим зрением он уже должен был заприметить красноармейцев, но держался спокойно, подчеркнуто равнодушно затачивая лезвие. В какой-то момент рука с бритвой застыла на ремне, именно в эту самую секунду он решал: остаться на месте или все-таки попытаться уйти, но уже в следующее мгновение острое лезвие аккуратно легло на толстую дубленую кожу и с тихим шорохом скользнуло вверх.

Угадав настроение диверсанта, старшина, демонстрируя веселость, громко расхохотался, невольно привлекая к себе внимание других бойцов, расположившихся поблизости на пеньках. Слегка повернул голову и Гаврилов. Его сухие щеки растянула сдержанная улыбка.

— Ну, ты даешь! Прямо в лесу?

— А то как же! — отозвался ему Миронов столь же весело.

— Так там же мины! Что же она сказала?

— А ничего такого. Ты, говорит, только мне бушлат под спину подложи, а то потом будет все тело болеть, как будто меня отлупили!

Оба вновь довольно расхохотались, заставив улыбнуться находившихся вблизи бойцов. Видно, рассказанная история и впрямь была очень смешной, если они оба так закатываются от смеха. В какой-то момент шаги красноармейцев сделались немного поспешнее, чем следовало. Гаврилов повел головой и встретился взглядом с капитаном, равнодушно шедшим к нему с другой стороны.

Тимофей увидел обычное лицо, простую улыбку. Вот только прищур глаз выдавал его шальную мысль. В этот самый момент Романцев осознал, что он раскрыт. Вскочив, диверсант отбросил бритву, мгновенно вырвал из кобуры пистолет и пальнул в уже набегавшего на него капитана. Пуля опалила висок. Петляя между деревьями, Гаврилов устремился вниз по склону, продолжая отстреливаться.

— Уйдет, товарищ капитан! — скинул Щербак с плеча автомат.

— Отставить! — гаркнул Тимофей. — Я сам!

Диверсант бежал грамотно: прятался за деревья, пригибался и все далее уходил в глубину леса. Затаив дыхание, Романцев сумел взять его на мушку в тот самый момент, когда Гаврилов выскочил из-за дерева и приостановился перед большой кучей валежника, чтобы ее перепрыгнуть. В этот момент он представлял весьма удобную мишень: спина распрямлена, правая нога высоко заброшена. Тимофей плавно надавил на курок. Руку повело от отдачи вверх, а диверсант, будто бы споткнувшись, повалился прямо лицом на колючий валежник. Немилосердно взвыл, зарычал, разразился проклятиями и, крутанувшись на земле, пустил пулю точно в ствол, за которым успел укрыться Тимофей.

У подножия склона протекала узенькая речушка с каменными берегами и с дощатым помостом, уходившими на глубину: бабы полоскали здесь белье. К опорам была привязана лодчонка, покачивающаяся на быстром течении. Вот если он доберется до лодки, спустится вниз по реке, то далее его поиски могут усложниться, хотя раненым далеко он не уйдет!

Приподнявшись, диверсант, подволакивая ногу, заторопился к лодке.

— Отрезайте ему дорогу! — крикнул капитан.

Вскинув автомат, Щербак пальнул немного впереди уходящего диверсанта, срезав у его ног разросшиеся васильки. Диверсант отпрянул, а потом залег, всматриваясь в наседающих контрразведчиков, — выставил пистолет и терпеливо стал подыскивать подходящую цель.

Тимофей, размахивая пистолетом, побежал к реке, перекрывая возможный отход.

— Не дайте ему подняться!

Затрещали автоматные очереди, заставив диверсанта срастись с землей. В какой-то момент стрельба смокла. Гаврилов приподнял голову, чтобы осмотреться, и в этот момент подскочивший Романцев ударом ноги под самый кадык перевернул неприятеля на бок. Ухватившись за горло, тот долго не мог отдышаться. Тимофей, наклонившись, поднял выбитый из его ладони пистолет и терпеливо стал дожидаться, когда тот придет в себя.

— Крепко вы его, товарищ капитан, припечатали. Если отдышится, инвалидом будет.

— Здоровье ему ни к чему, — с усмешкой ответил Романцев. — Все равно скоро к стенке поставим. Главное, чтобы языком мог шевелить.

— Как бы вам взыскание не сделали, товарищ капитан, — серьезно проговорил старшина. — Уж больно он человек нужный!