Не хочешь по-хорошему? - Лиза Бетт

Замолкает, и я не отвечаю. Потому что нет никакого смысла лгать себе.

— Ты говоришь, что рада была видеть меня нормальным, — от его шепота вдох получается рваным, и я прикрываю глаза. — Но задай себе вопрос: действительно ли ты хочешь видеть меня таким? И готова ли ты стать нормальной в ответ? Или к черту все это, и лучше поддаться влечению? И стать теми, кто мы есть на самом деле? Подумай хорошенько, — склоняется и прикусывает мою нижнюю губу, слегка оттягивая ее. До ювелирно тонкой грани боли, которая лишь распаляет сильнее то, что уже полыхает как солнце. — Потому что я уже все для себя решил.

Отстраняется и выпрямляется, а я ни жива, ни мертва, как приклеенная стою прислонившись к дверце пассажира и не отрываю взгляда от его губ, которые до смерти хочу ощутить на своих.

— Не хотелось бы воровать тебя на глазах у всех и увозить в багажнике для того чтобы потом трахать до изнеможения, а после сделать своей. Шикарная традиция, жаль канула в лету. Да и мы с тобой не варвары горные верно? Можем все решить по взрослому, — опускает руку на ручку и открывает дверь, заставляя меня отступить, но продолжает на меня смотреть. — Но если в ближайшее время ты не одумаешься и продолжить ломать ту комедию, что ломаешь с момента как узнала, что я тот самый незнакомец с карнавала, мне придется вспомнить истоки и все же воплотить угрозу в жизнь. И поверь, слов на ветер я не бросаю… Ну что, байкер, приехали!

Такой резкий переход от темы к теме сбивает с толку, и я вспоминаю, что вообще-то мы стоим на тротуаре около его машины, в которой сидит наш сын. Благо в руках Сережи телефон и любимая игра, иначе он стал бы свидетелем этого разговора. Боже, о чем я думала!

Хасанов отстегивает ремни, и Сережа выбирается с заднего сиденья и встает рядом со мной на тротуар.

— Спасибо, что подвез, — сухо киваю Арману, дрожа от непонятного чувства, которое сжирает меня изнутри. Его ухмылка меня бесит, но я ощущаю дикую потребность ухмыльнуться в ответ. Почему? — И что высказался спасибо…

Он многозначительно кивает и протягивает руку Сереже для прощания.

— До завтра дружище!

— Пока! — Сережа улыбается ему, а потом мы разворачиваемся и идем к входу в кафе-ресторан, и только у самых дверей я позволяю себе обернуться и тут же натыкаюсь на проницательный взгляд черных глаз, которые буквально кричат, что Хасанов видит меня насквозь.

Входим в кафе, и девушка администратор приветственно улыбается.

— Вас ожидают? — очевидно, столики заняты, и свободных нет. Киваю, называя фамилию Игоря, и едва удается удержать ручку Сережи, сынок так и рвется поиграть в детской комнате, которая бесплатная для всех клиентов заведения. — Прошу за мной…

Администратор ведет нас через лабиринт столиков, и проходя мимо детского уголка я сдаюсь и выпускаю ручку Сережи из своей.

— Любимый, никуда не уходи отсюда. Я скоро тебя заберу… — кричу ему вслед, но сынок уже прыгнул в сухой бассейн, и я с улыбкой качаю головой. — Маленький энерджайзер.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — девушка указывает на свободное место за столиком, где до этого сидел Ольховский, теперь услужливо поднявшийся на ноги при моем появлении. — Я подойду через несколько минут, чтобы принять заказ.

Администратор удаляется, а я сухо киваю Игорю и сажусь напротив него за столик. Внутренний тремор и обжигающее тепло как рукой сняло, и теперь я ощущаю только холод и отчужденность.

Хасанов сволочь, но он прав.

Всю свою жизнь я искала человека, с кем смогу тлеть, как например с Игорем, который ко мне совершенно холоден и безразличен. Но в своем стремлении жить спокойно и размеренно, я не понимала главного:

Лучше сгореть, чем медленно угаснуть.

— Рад, что ты смогла прийти, — Игорь откидывается на спинку стула, и я скрещиваю ноги под столом, мысленно досадуя, что нас усадили у окна, в которое нас может увидеть Арман. — На приеме вчера ты танцевала с Хасановым…

Начинает без предисловий, и я невольно напрягаюсь и вся превращаюсь в слух.

— Он редкостная мразь, полагаю, ты не могла знать об этом, иначе вела бы себя с ним более холодно.

— Я прекрасно помню твою реакцию на него, и поверь, в тот момент я была бы рада любой отговорке, лишь бы отказать ему, но устраивать скандалы на публике — дурной тон.

Могла бы просто промолчать, но замечание про Армана меня задевает.

— Совсем скоро выборы, и я займу пост, который заслуживаю по праву, а значит мои руки станут длиннее, и я смогу наконец поквитаться с этим отморозком, — Игорь обладает поразительной способностью произносить угрозы с улыбкой на лице, и от этого меня прошибает холодный пот. — И надеюсь, ты поможешь мне в этом.

Хмурюсь, глядя в лицо человеку, которого считала порядочным и добрым, и внутри все сводит от отвращения. Неужели я была так слепа? А может просто не хотела видеть, мне было выгоднее жить с закрытыми глазами?

— О какой помощи ты говоришь? — напрягаюсь и подаюсь вперед, невольно, но так явно, что Игорь довольно улыбается.

— Я видел, как он на тебя смотрит, готов поклясться, помани ты пальчиком, Хасанов тут же упадет к твоим ногам как верный пес.

Воздух острыми иглами проникает в грудь и давит, давит…

— Я хочу, чтобы ты закрутила с ним, негласно разумеется, — наклоняется вперед заговорщически улыбаясь. — Думаю одной ночи будет достаточно, и ты сможешь раздобыть для меня информацию, способную навсегда стереть с лица земли доброе имя этой семьи…

Соскакиваю так резко, что стул с грохотом падает, и Игорь ошарашенно встает и не давая мне уйти хватает за запястье, которое мгновенно обжигает боль.

Все головы в ресторане поворачиваются в нашу сторону и воцаряется тишина такая же неестественная как улыбка Ольховского.

— Не сердись, одна ночь погоды не сделает, я все равно на тебе женюсь, но прежде раздобудь информацию…

— Знаешь что? — обрываю его на полуслове, и Игорь замолкает, а я едва сдерживаюсь, чтобы не заорать. — Я не хочу иметь с тобой ничего общего, катись к чертям! Я разрываю помолвку, уж лучше быть одной, чем рядом с таким никчемным человеком как ты!

Выплевываю ему в лицо, жалея что слышать это может только он, а столики других клиентов слишком далеко.

— Я жалею, что согласилась когда-то…

— Потише, — шипит дернув меня на себя. Улыбка на его лице могильная, а голос гробовой, чувствую как его трясет, и мысленно благодарю Бога, что сын не сидел с нами за столом и не видит этой мерзкой сцены. — Думаешь, я позволю так просто уйти и меня тут бросить? Думаешь, тварь, сможешь так просто соскочить и уйти перед выборами? Думаешь, мразь, я не смогу тебя заставить остаться? Думаешь…

Договорить не успевает. Будто ураган сносит его с места и сбивает с ног. Ольховский летит на стол и ударяется о него, снося приборы. Те падают на пол, хрусталь и фарфор бьется, отчего шаги Хасанова кажутся еще оглушительнее в воцарившейся тишине ресторана.