Сорняк, обвивший сумку палача - Алан Брэдли
Шрифт:
Интервал:
Не следовало беспокоиться. Оказавшись ближе, я увидела, что это всего лишь тетушка Фелисити и Даффи, стоящие по один бок от отца, и Фели по другой.
Справа от Фели стоял Дитер. Я не могла поверить своим глазам!
Глаза Фели сверкали, волосы сияли на летнем солнце, и улыбка была поразительно идеальной. В серой юбке и канареечно-желтом свитере, с ниткой жемчуга Харриет вокруг шеи, она была не просто живой… она была ослепительной — эх, придушить бы ее.
— Раскин считал прямоугольные слезники[62]омерзительными, — рассказывал отец, — но он был весельчак, конечно же. Даже лучший британский известняк — не более чем бледное подобие мелкозернистого мрамора, который можно найти в Греции.
— Совершенно верно, сэр, — согласился Дитер. — Хотя разве это не ваш Чарльз Диккенс считал, что греки использовали мрамор только из-за его способности вбирать краску и цвет? Тем не менее стиль и материал ничего не значат, когда слезник помещают под портик. Это шутка архитектора, да?
Отец секунду обдумывал эти слова, потирая ладони за спиной и переводя глаза на фасад дома.
— Ей-богу! — сказал он наконец. — Кажется, вы кое-что обнаружили.
— А, Флавия, — произнесла тетушка Фелисити, заметив меня. — Подумай о дьяволе, и он появится. Я бы хотела сейчас заняться рисованием с твой помощью. Я обожаю живопись, но просто не выношу липкие тюбики и грязные лоскуты.
Даффи закатила глаза и начала медленно пятиться от сумасшедшей тетушки, думаю, опасаясь, что на нее тоже взвалят какую-нибудь работу. Я смягчилась в достаточной мере, чтобы задать ей один вопрос. Временами любопытство берет верх даже над гордостью.
— Что он тут делает? — прошептала я ей на ухо, легко качнув головой в сторону Дитера.
Разумеется, я уже знала, но это редкая возможность поговорить по-сестрински, без затаенной вражды.
— Тетушка Фелисити настояла. Сказала, он должен проводить нас до дома и остаться на чай. Думаю, она положила на него глаз, — добавила она с хриплым смешком.
Хотя я давно привыкла к преувеличениям Даффи, но должна признать, что на этот раз была шокирована.
— Ради Фели, — объяснила она.
Разумеется! Не удивительно, что отец упражняется в своем старомодном обаянии! На одну дочь меньше — значит, на треть меньше ртов, которые ему приходится кормить. Не то чтобы Фели так много ела — вовсе нет, но в сочетании с ежедневной дозой нахальства, с которой ему приходится мириться, вручить ее Дитеру стоило усилий.
Далее, подумала я, придет конец непомерным расходам на постоянное обновление серебряной амальгамы на зеркалах Букшоу. Фели помешана на зеркалах.
— И ваш отец… — Отец обращался к Дитеру.
Я так и знала! Он уже смазывает лыжи!
— …кажется, вы что-то говорили о книгах?
— Он издатель, сэр, — сказал Дитер. — «Шранц» Шранца и Маркеля. Вы могли о них не слышать, но они печатают книги в Германии…
— Конечно же! «Luxus Ausgaben Shrantz und Markel». Их Плиний — тот, что с гравюрами Дюрера, — просто замечательный.
— Пойдем, Флавия, — сказала тетушка Фелисити. — Ты знаешь, как утомительно заниматься живописью, когда темнеет.
На расстоянии я, должно быть, выглядела тонущим галеоном, когда с мольбертом тетушки Фелисити на плече, натянутым холстом под каждой мышкой, деревянной коробкой с красками и кистями в каждой руке я босыми ногами брела вброд по мелким водам декоративного озера к острову, на котором располагалась Причуда. Тетушка Фелисити двигалась в кильватере, неся трехногий стул. В твидовом костюме, мягкой шляпе и рабочем халате она напомнила мне виденные мной в «Сельской жизни» фотографии Уинстона Черчилля, время от времени баловавшегося живописью в Чартуэлле. Не хватало только сигары.
— Я годами мечтала восстановить южный фасад до состояния, в котором он был во времена дорогого дядюшки Тара, — прокричала она, как будто я находилась на другом краю земли.
— Ну-с, теперь, дорогуша, — сказала она, когда я наконец расставила художественные причиндалы так, чтобы ее устроило, — пришло время для спокойной беседы. Здесь по крайней мере нас никто не услышит, за исключением пчел и водяных крыс.
Я изумленно воззрилась на нее.
— Полагаю, ты думаешь, будто я ничего не знаю об образе жизни, который ты ведешь.
С такими утверждениями я привыкла быть крайне осторожной: подтекст мог быть каким угодно, и, до выяснения, куда дует ветер разговора, я знала, что лучше помалкивать.
— Напротив, — продолжала она, — я многое знаю о том, что ты чувствуешь: одиночество, изолированность, старшие сестры, вечно занятой отец…
Я чуть не ляпнула, что она ошибается, когда внезапно сообразила, что предстоящую беседу можно повернуть мне на пользу.
— Да, — сказала я, уставившись на воду и моргая, как будто сдерживала слезы, — временами бывает трудно.
— Именно так отзывалась твоя мать о жизни в Букшоу. Я помню, как она приходила сюда летом, еще девочкой, и я вместе с ней.
Представить тетушку Фелисити девочкой было нелегкой задачей.
— О, не надо смотреть так удивленно, Флавия. В юности я носилась здесь повсюду, словно принцесса пауни.[63]Мунутонова — так я себя называла. Таскала куски говядины из кладовой и делала вид, будто жарю собаку на походном костре, зажженном с помощью трения палочек и табака. Позже, даже несмотря на большую разницу в возрасте, Харриет и я всегда были лучшими подружками. Несчастные изгои — так мы себя именовали. Мы приходили сюда на остров поговорить. Однажды, после того как мы долго не виделись, мы просидели в Причуде всю ночь, завернувшись в одеяла и болтая, пока не взошло солнце. Дядя Тар прислал Пьерпойнта, старого дворецкого, с печеньем и телячьим холодцом. Он заметил нас из окон лаборатории, видишь ли, и…
— Какая она была? — перебила я. — Харриет, имею в виду.
Тетушка Фелисити провела темную черту на холсте, долженствующую, как я предположила, изображать ствол одного из каштанов в аллее.
— Она была в точности как ты, — ответила она. — Как ты очень хорошо знаешь.
Я сглотнула.
— Да?
— Конечно, да! Как ты могла этого не замечать?
Я могла бы все уши прожужжать ей ужасными историями, которыми меня пичкали Фели и Даффи, но предпочла этого не делать.
Запечатанные рты спасают корабли.
Доггер однажды сказал мне это, когда я задала ему довольно личный вопрос касательно отца. «Запечатанные рты спасают корабли», — ответил он, возвращаясь к подрезанию цветов, и у меня не хватило духу спросить, кто из нас троих немые, а кто суда.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!