Признаки жизни - Сергей Недоруб

— Воспоминания, — прошептал сталкер, глядя в потолок. — Воспоминания формируются прямо сейчас. Я охотник, я собеседник, я болен, я здоров. И я живу, я дышу. Я… счастлив.

— Как твое самочувствие? — подал голос шаман.

— А? Мне показалось, ты сейчас отрешен от мира.

— Если я отрешусь от мира, то где я окажусь, по-твоему? За пределами мира нет ничего по определению. Как твое самочувствие?

— Нормально.

— Поточнее можно?

— Хорошо, — сказал сталкер. — Мне сейчас действительно очень хорошо.

— Рана не болит?

— Нет. Совсем нет.

— Ты уже здоров.

— Почему ты так уверен?

— Выброс служит своего рода бесплатной диагностикой состояния организма, общего и частного. Если у тебя нарушения или болезни, то при выбросе они обостряются.

— У меня ничего не болит, — повторил сталкер.

— Тогда можешь вздохнуть с облегчением. Теперь тебе будет что вспомнить.

— Да, — закивал Шептун. — Сенатор, ты будешь одним из самых светлых воспоминаний в моей жизни в Зоне.

— Польщен, — довольно сказал шаман.

— Наверное, ты вряд ли сможешь сказать то же самое про меня.

— Почему же? Ведь ты слушал мои указания и следовал им, чем доставлял мне непередаваемую радость. Очень редко попадаются пациенты, принимающие на веру слова чужака.

— Я думал об этом. Раз я хочу, чтобы люди мне доверяли, то и сам должен доверять им по мере сил.

— Вот. Ты только что описал качество, отличающее истинно достойного человека от харизматичного лидера. Первый помнит об ответственности, второй лишь стремится управлять толпой в своих целях.

Шептун плотнее завернулся в одеяло. Маркус залез к нему на грудь и поджал лапы под себя, запев обычную песню. Репертуар у него был примерно на уровне виброзвонков современных смартфонов. На то, чтобы промурчать все свои хиты, у Маркуса уходил в среднем час. Сталкер настроился на долгое валяние без дела.

— Ты знаешь, я начинаю входить во вкус бездельничанья, — сказал он. — Хотя бы потому, что я все время в Зоне именно этим и занимался, просто в другой форме, сильно напоминающей тяжелую работу.

— Так ты признал, что сталкерство по своей сути бессмысленно?

— Да я просто подумал… Ну сколько еще осталось той Зоне?

— Значит, ты веришь, что Зона скоро исчезнет?

— А разве это не так?

— Я этого не знаю, Шептун.

— Я тоже, но мне все равно почему-то кажется, что всему этому скоро наступит конец.

— И что он будет собой представлять? Конец света?

— Не знаю. — Сталкер почесал голову кота. — Может, Зона в один миг просто перестанет существовать.

— Очень любопытно. А Барьер, выходит, останется?

— Наверное. — Шептун представил себе эту картину и понял, что загнал себя в тупик. — Видимо, если Зона лишится своей силы, то она все равно останется. Будет представлять собой военное оцепление с гражданскими внутри.

— А затем ворота распахнутся и вас всех выпустят?

— Не думаю, — вынужден был признать Шептун. — Вероятно, Зону аномальную попросту переквалифицируют в зону тюремную. Ничего не будут менять, разве что охраны станет поменьше.

— Шептун, я совершенно уверен, что Зона оформлена под место тюремного заключения уже сейчас.

— Да?!

— Повторяю, я в этом уверен. Это бы сильно упростило задачу Коалиции по сохранению секретности. Если любой сталкер, выбравшийся из Зоны, станет объектом преследования правоохранительных органов…

— Я понял. — Шептун предпочел не думать о таких вещах. — Ладно, будем исходить из того, что нам известно.

— И что же нам известно?

— Пока сталкерство приносит пользу, оно будет востребовано.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что даже сейчас, когда «Набат» не имеет связи с Барьером, сталкерство продолжает оставаться востребованным?

— Да все я понимаю, — сник Шептун. — Если я не разберусь с «Лезвиями», то вояки попросту найдут других добытчиков.

— Они уже есть.

— Но не в таком количестве.

— Пока что не в таком. Никто не может дать гарантии, что прямо сейчас не формируются основы нового клана. Или отряды военсталов, призванных заменить гражданских. Ведь военным сталкерам не придется объединяться в группировки, чтобы кому-то противостоять. И охранять их тоже смысла нет. Если «Набат» не будет заниматься поставкой драгоценных экспонатов Зоны, то этим начнет заниматься кто-то еще, Шептун. Не забывай об этом.

— Как же многое может зависеть от мелочей, — вздохнул сталкер. — И все ответы знает Самопал.

— Точно ли знает? Может, он жертва обстоятельств.

— Может, и так. Но все равно все замыкается на нем. Поверить не могу, Самопал стал самым важным человеком в Зоне.

— Я не стал бы так утрировать.

— Мне просто хочется все переосмыслить, — сказал Шептун. — Посмотреть на ситуацию с другого ракурса. Понять его. Зачем он вообще предал нас? Какой для него в этом смысл? Я думаю об этом, Сенатор, и не могу найти ответа. Ведь как ни крути, уничтожение позиций «Набата» никак не может дать «Лезвиям» гарантированные преимущества. Ну да, рынок поставок существенно освободится, но, чтобы единолично всем заправлять, «Лезвия» будут обязаны убивать всех одиночек. Следовательно, неизбежно поползут слухи по окрестным деревням, общий приток волонтеров в Зону будет неуклонно падать, а «Лезвия» тоже не могут оказаться вечными, их ряды будут падать естественным путем, раз они захотят сами добывать артефакты… Тут совсем ничего не вяжется, Сенатор. Как быть, что делать? Я уже не знаю. Мне кажется, я вообще ничего не знаю.

— Начни цепочку раздумий еще раз.

— Это не имеет смысла. Начинал раз сто и прихожу к куче вопросов, которая растет с каждым разом.

— Тогда вообще нет смысла об этом думать.

Подземелье тряхнуло еще раз.

— Свершилось, — сказал Сенатор.

— Выброс закончился?

— Да. Аномалии переместились.

— И выход теперь свободен?

— Свободен.

Шептун помолчал.

— Нужно постепенно вливаться в прежний образ мышления, — сказал он. — Вспомнить, какова моя цель и как ее лучше достичь.

— Цели имеют свойство меняться после начала пути.

— Если цели аномальные, то да, — согласился сталкер.

— А ты уверен, что поиск Самопала — не аномальная цель изначально?

Сталкер глотнул «ромашкового чая». Давно он не вспоминал о Самопале — дней, наверное, десять. Но никаких угрызений совести по этому поводу сталкер не почувствовал.