С первого взгляда (Юмористические рассказы) - Станислав Васильевич Родионов

думал, что все-таки люди изумительные психологи. Чернов сразу обнаружил в нем то, из-за чего Бориса Николаевича обходили в премиях, обвешивали в ма­газинах и портили костюмы в ателье. Вчера он ходил за молоком. Кассирша взяла рубли, посмотрела на него, и не посмотрела, а мигнула глазами, будто сфото­графировала, но ей этого оказалось достаточно. Она отложила бумажки и отсчитала ему три рубля медью. А парню с красным хмельным лицом один рубль дала бумажкой.

Это были те пустяки, которые не замечаешь, и все переворошишь в памяти, а не найдешь, почему для тебя потускнели краски.

Но сейчас стало легко. Теперь уже ни к чему изо­бражать интерес — это было бесполезно.

— А вы любите черный кофе без сахара? — попы­тался Чернов втянуть его в общий разговор.

— У меня хватает денег на сахар.

Вера подняла голову и быстро посмотрела на Бориса Николаевича. Значит, он нарушил приличие и наедине будет разговор.

— Дело не в этом. Сейчас вся Европа пьет чер­ный. Хотите, я вам достану кофе без осадка? — пред­ложил Чернов.

Борис Николаевич у самой воды увидел белую гальку. Овальный и четкий контур был удивительно мягок для грубого камня, и казалось, что галька от­лита из звонкого фарфора. Каждая точка поверхности имела изгиб, и каждая линия была дугой. Камень было не отличить от яйца, поэтому он выглядел уютным и домашним.

Не дослушав про кофе без осадка, Борис Николаевич перед удивленным Черновым съехал к воде и взял гальку. В руках она оказалась тяжелой, плотной и гладкой. Он долго рассматривал ее, мочил в воде, ка­тал на руках и затем спрятал в одежду.

Чернов разговаривал с женщинами. Когда Борис Николаевич пополз по берегу, близоруко всматриваясь в камешки, на него никто не обратил внимания, как игравшие на пляже в карты не обращали внимания на море.

  III

Борис Николаевич теперь ждал чего-то хорошего и поэтому был счастлив.

Искупавшись, он рано утром уходил, от поселка по пустынному пляжу и становился похожим на собаку, ищущую спрятанную кость. Он приседал, вставал на четвереньки, делал невероятные зигзаги, заползал в море и вдруг руками копал яму. Карманы тяжелели от гальки, но этим камешкам еще предстоял конкурс на красоту и оригинальность. Часам к одиннадцати Борис Николаевич возвращался домой, держась за ноющую поясницу.

Сегодня в кармане лежала единственная галька. Утром он пополз вдоль самой кромки воды, потом круто свернул, влез на галечную насыпь и понял, что сейчас ее увидит. Иногда он предчувствовал интерес­ных людей, но впервые предугадал камень. И когда увидел, то не поверил, закрыл глаза, взял в руки и только тогда взглянул на него прямо и жадно.

Это был совершенно круглый черный шарик с ан­трацитным блеском. Он лежал на ладони, как миниа­тюрное пушечное ядро, облитое лаком. Лежал, сопри­касаясь с ладонью ровно одной точкой. Шарик был лег­ким, изящным и теплым, как персик.

Дальше Борис Николаевич не пошел, а все утро смотрел на камешек, синее небо и зеленую воду.

Когда он вернулся на пляж, Чернов спросил:

— Где вы гуляете? И сегодня вы не мрачны?

— А вы всех нехохочущих называете мрачными?

Чернов весело и беззлобно рассмеялся. Этот смех ни разу не дал Борису Николаевичу вступить с ним в спор. Тоже улыбнувшись, он неожиданно для себя вынул из кармана ядрышко и протянул Чернову.

— Камень? — спросил Чернов.

— Нет, не камень, а галька.

— Это что! Вот я был в горном музее. Там лежат самородки золота, здоровенные, как поросята.

Борису Николаевичу захотелось спрятать шарик в рот.

Он был почти во всех крупных горных музеях страны. Он знал почти все названия пород и минералов, знал, чем сложен за его спиной Кавказский хребет и как образовалось Черное море. Дома его стол был за­вален абстракционистскими друзами кварца, дымча­тым морионом, волнистой яшмой, молочным халцедо­ном и другими кристаллами, кусками и глыбами всех оттенков. Но то были камин — великолепные и холод­ные. И ему совсем не хотелось думать, что серебри­стый шарик — просто окатанный и отшлифованный морем кусок кварцита.

Борис Николаевич взял маску и спросил Чернова:

— Вы часто удивляетесь?

Чернов посмотрел на него, и было видно, что сейчас-то он удивился:

— Чему?

— Ну, предметам, людям, событиям?

— Видите ли, я вырос в городе, все вижу с дет­ства...

— Гриша, а помнишь, ты удивился, когда я вы­играла холодильник? — сонно спросила жена Чернова.

— Действительно, было неожиданно, — засмеялся Чернов. — А вы чему удивляетесь?

— А он всему, — сказала Вера и подставила солн­цу другой бок. — Прошлым летом ездили за грибами. Боря полдня просидел перед несорванным борови­ком — любовался на него. Так ничего и не набрал, пе­ред людьми было стыдно.

Черновы дружно рассмеялись. Сожженные щеки Бориса Николаевича скрыли прилившую кровь. Он на­дел маску, прыгнул в воду и до тех пор уходил в глу­бину, пока не заболели уши. Когда вынырнул, ему стало легче. Чувства притихли, и только разум изде­вался над самим собой.

Сколько раз Борис Николаевич решал говорить с людьми только о нужном и полезном и все-таки за­тевал странные разговоры. Иногда что-то находило, и он вдруг признавался, что ему никогда не понять, как голос человека бежит по металлическому проводу или летит по воздуху, и, значит, нет никогда тишины. Он признавался, что его всегда будет удивлять транзистор — маленькая коробка, стоявшая в лесу на траве и ни с чем в мире не связанная, но поющая и говоря­щая о всем мире. Сколько бы он ни разобрал схем, ему никогда не осознать, как изображения людей напол­няют воздух и небо, потом появляются в ящике, и, зна­чит, даже в лесу человек не бывает один. О теории относительности, кибернетике и космосе он мог раз­мышлять днями.

Все это было понятно для разума и оставалось за­гадкой для сердца.

Борис Николаевич плыл, делая небольшие нырки. Плыть в маске было хорошо. Вода не застилала глаз и солнечным потоком колыхалась впереди, а внизу ма­нила в прохладную густую синь. На воде лежала сере­бристая пленка с редкими пузырьками воздуха, кото­рая бежала перед маской веселой волной.

Он нырнул поглубже и вдруг увидел впереди что-то большое, светлое и необычное. Прямо на него мед­ленно надвигался голубовато-молочный круглый теле­визионный экран. Он взял влево и увидел необычную красоту...

От этого сияющего купола отходило длинное круг­лое тело, как ножка от шляпки гриба. Ножка состояла из каких-то отсеков, цилиндров, раструбов и была сложной, как ракета. По краям купола-экрана ореолом