Мертвое царство - Анастасия Андрианова

По ушам резанул крик, такой резкий и оглушительный, что даже моё отрешение не смогло с ним совладать. Что-то вцепилось в мои предплечья, а потом сорвало с лица маску. Я распахнула глаза и закричала сама: перед моим лицом сидела мёртвая девушка и истошно вопила. Её руки, похожие на ветки, обтянутые серой бумагой, хватали меня то за плечи, то за капюшон, то за запястья.

Меня сковал такой ужас, что я не могла даже пошевелиться. Мысли словно заморозились, тело отяжелело, а меченая всё продолжала заходиться в крике и хвататься, едва не срывая мою одежду. По моему лицу текло что-то горячее.

– Не щёлкай клювом, бей её тростью по горлу! – посоветовал чей-то голос.

Я не могла обернуться. Следом за тяжестью моё тело объяла такая слабость, что я обмякла, сидя на ногах меченой. Мне показалось, что ещё минута, и она разорвёт меня на куски.

Но тут что-то тяжёлое ударило девушку: сперва по горлу, потом по темечку и ещё раз – в грудь. С удивлением я узнала свою трость. После сильных чётких ударов меченая вновь упала на дно своей деревянной могилы, дёрнулась несколько раз и замерла. В считанные мгновения её кожа растрескалась, а тело развалилось на куски, похожие на серые угли. Я вытерла перчаткой кровь, заливающую нижнюю половину лица, и медленно обернулась.

Над могилой стояла худая старуха в чёрной одежде, похожей на мою, только более тёплой. В одной руке у неё была моя трость, а вторую она протянула мне, чтобы помочь выбраться.

– Вылезай, падальщица, вылезай. Померла бы уж, если б не я.

Едва не умирая от слабости, почти не различая голоса старухи за шумом, наполнившим голову, я ухватилась за протянутую руку и позволила перетащить себя за стенки деревянной могилы. Я упала животом на землю и поняла, что запах подмёрзшей земли действует на меня успокаивающе.

– Вся дрожишь, и-их. – Старуха цокнула языком и протянула мне какую-то бутыль. – Пей давай, вон кровища носом хлещет. О чём ты думала, девка?

Слабыми пальцами я взяла бутылку и поднесла к лицу. Из горлышка разило крепчайшей можжевеловой брагой. Я глотнула, закашлялась, из глаз брызнули слёзы.

– Вот, хорошо, хорошо. Давай садись теперь, лежать хуже. К земле примёрзнешь и не встанешь больше. А могильщикам и лучше: положат тебя к той девчонке, которую ты проклясть решила, всё работы меньше.

– П-проклясть?

Старуха кивнула со знанием дела.

– А то. Что это, если не проклятие?

С трудом я всё-таки села, привалившись спиной к деревянной стенке гробницы. Меня не волновало, что это может быть неуважением к меченой – главное, что никаких звуков оттуда не доносилось. Я посмотрела на старуху и хрипло рассмеялась, давясь мокротой и кровью.

– Я оживила её, старая. О-жи-ви-ла. Понятно тебе? Знаешь ещё таких, кто мог бы это сделать?

Старуха презрительно сплюнула и села рядом со мной, по-прежнему вертя в руках мою трость.

– Это не жизнь, а проклятие. Кому, как не падальщику, это знать?

После браги мысли в моей голове начали приобретать ясность. Я ещё раз окинула взглядом наряд старухи и спросила:

– Так вы тоже падальщица?

Она кивнула.

– Была.

Мне стало неловко.

– Простите. Я могла отнять у вас работу…

На этот раз настал черёд старухи смеяться.

– Куда там! Я уже зим восемь не работаю. Старая стала, силы не те. Пускай молодые мертвецов таскают, я своё оттаскала уже.

– Судя по тому, что я видела, силы у вас очень даже много.

Старуха хмыкнула и пожевала тонкие губы.

– Иногда возвращается. Не могла же я смотреть, как тебя нежичка душит.

– Нежичка?

– Девка неживая. Но ты больше не спрашивай. Такого у нас нет, а кто пробует ворожить, вот как ты, тот сразу под суд попадает. Нельзя так делать, понимаешь? Если не осудят, так Владычица Яви разгневается. А это куда хуже, уж поверь.

– Вот уж что, россказней я не боюсь.

Старуха покосилась на меня выцветшими глазами и неодобрительно покачала головой. Становилось темнее, и её седые волосы ярко выделялись в сумерках, зато чёрный наряд казался дверью в ночь.

– Не россказни. Не местная, раз не веришь. Ну конечно, откуда ты тут взялась? Молодая, красивая, у нас-то двое падальщиков на четыре деревни, и оба мужики. Тем более, раз не местная, то и не суйся. Вот не было бы меня тут – и что тогда?

Я промолчала. Думать об этом не хотелось. Потом я тихо пробормотала слова благодарности своей спасительнице, но та отмахнулась.

– Ты вот что, в деревню скорей иди. Я почему пришла? Попросили найти падальщицу. Там тебя зовёт мужчина.

– Кто?

– Да молодой какой-то, красивый.

«Молодой. Красивый» – при этих словах мне вспомнились двое: Лагре и Аркел. Но никто из них уже не мог меня позвать.

– Черноволосый?

– Вроде бы.

Значит, Раве. Что-то ему от меня нужно? Неужели армия остановилась где-то недалеко? И откуда он узнал, что я тоже близко? Наверное, моя слава бежала впереди меня.

Я с трудом поднялась на ноги. Моя маска так и осталась в могиле, я не стала её подбирать. По телу пробежала дрожь: лицо меченой было прямо перед моим, а я в это время была без своей защиты. Ещё никогда мне не хотелось так истово верить в могущество крохотной метки на моём плече.

– Иди, иди. Красивые мужики хуже девиц, не любят ждать и часто капризничают.

Выглядела я, вероятно, хуже некуда: лицо залито кровью, волосы растрёпаны, под глазами, скорей всего, залегли тени. Я пошатывалась от слабости и не прошедшего ещё испуга, и в голове у меня не укладывалось, что Раве мог вернуться и разыскать меня. Для чего? Собрался просить прощения? Я и сама виновата, навлекала на армию людской гнев.

Я обернулась, чтобы задать вопрос старухе-падальщице, да так и замерла с открытым ртом: незнакомки нигде не было. Немного покрутившись на месте, я пожала плечами, отряхнула одежду и поплелась к деревне.

* * *

Раве ждал меня у входа в кабак: догадался, что я не смогу войти внутрь сразу после посещения могильников. Рядом стояли трое его солдат с таким видом, словно они готовы вырвать хребет любому, кто косо посмотрит на командующего. Увидев меня, Раве округлил глаза и поспешил навстречу, на ходу снимая свой подбитый мехом плащ. Солдаты двинулись за ним следом.

– Ивель! Что с тобой стряслось?

Я сплюнула на землю кровяной сгусток: от ворожбы кровь шла не только носом, но и из горла, благо достаточно быстро останавливалась. Мои руки по-прежнему тряслись – то ли от холода, то ли от слабости.

– Поскользнулась и ударилась о надгробие. Не бери в голову.

Раве укутал меня в плащ и почти заботливым движением стёр кровь с моего лица. Я отстранилась.