Сердцевина граната - Наталия Ломовская

– Вы же к моей маме приходили? Скажите, она не выкинула сумки?

– Не выкинула, – улыбнулась Александра. – Лежат в квартире. В прихожей.

– Вот и хорошо. А то в прошлый раз она их вышвырнула прямо на лестницу. Помидоры и крупа рассыпались, бутылки и банки разбились… Мне же потом и пришлось все убирать, соседи сердились.

– Надеюсь, на этот раз обойдется…

– Надеюсь… А вы к ней по какому вопросу?

Александра присела на скамейку рядом с Мариной.

– Вы знаете, что она носила в скупку украшение?

– Господи! – схватилась за обширную леопардовую грудь недостойная Марина. – Какое украшение? У нее ж ничего нет, кроме двух обручальных колец – ее и папино, и те истерлись до неприличия!

– Это не кольцо, а ожерелье. И оно якобы принадлежало ее ученику, Косте Серову. Он попросил ее сдать.

– Ученику? Я сомневаюсь, что он ее ученик. Так любая шушера придет, учеником назовется…

– Но если ваша мама столько лет преподавала…

– Да ладно, я допускаю, что это ее ученик! Предположим. Но он бандит, форменный бандит! Видели бы вы его физиономию! А мама… Да вы видели, какая она.

– Какая?

– Мама сроду-то не очень хорошо разбиралась в людях. Все витала где-то. А после папиной смерти здорово сдала. Порвала со мной отношения, Анечку, в которой раньше души не чаяла, выгнала… Ничего не принимает, что я ей приношу. Мой муж телевизор ей подарил на юбилей, так она его выбросила из окна! И как осилила поднять? Едва замяли дело. Участковый приходил. Мы ей стали чужие, а вот этого Костю она привечает. Боюсь я за нее…

– Вашу маму нужно показать врачу, – посоветовала Александра, поднимаясь. – Это может плохо кончиться.

– Знаю я… Но как ее к врачу отвезти? Она же…

– А не надо везти. Пригласите его на дом, можете себе такое позволить?

– Господи, да я ради мамы… Мы же с мужем неплохо зарабатываем, и если б она согласилась…

– Она очень приветлива с посторонними людьми, особенно с теми, кто согласен выслушивать ее монологи… Может, еще наладится.

– Спасибо, спасибо вам большое на добром слове!

– Не за что. Прощайте.

Александра забралась в машину и, заводя ее, увидела, как леопардовая Марина поднимается и медленно, устало плетется по направлению к метро. Ей стало жаль учительскую дочку. В самом деле, тяжело, когда мать не в себе! Но тут же вернулась мыслями к собственным проблемам.

Так. Если старая учительница ничего не напридумывала походя, то Костя Серов, бывший ее ученик и «форменный бандит», именно тот человек, который ей, Александре, нужен. Идти к нему домой и вопрошать, откуда он взял украшение, было бы весьма опрометчиво. Значит, нужно его поймать при других обстоятельствах. Но как? Александра ведь не знает его в лицо!

– Все очень просто, – сказала Александра сама себе. – Завтра он пойдет в «Белую лилию» забирать деньги за ожерелье. И Анну Егоровну с собой прихватит. Такя его иузнаю. Надо просто проследить…

Александра понимала, что все не так просто. К тому же в этом плане был еще один пробел. Что она станет делать после того, как увидит Костю Серова? Понятно, что «форменный бандит» не станет разговаривать с ней так же охотно, как старая учительница. Может, все же стоило подключить Кленова?

И Александра почти уже решила звонить Евгению Эдуардовичу, как вдруг случилось нечто, нарушившее ее планы.

Тайник помещался за резной дубовой панелью. Стены столовой, видимо, обшивались ими сто лет назад. Хорошо, что ни у кого из предыдущих хозяев не поднялась рука заменить эти панели чем-то более современным!

После нажатия на незаметную завитушку одна из панелей плавно отошла в сторону – Владимир Дмитриевич только подивился необычайно четкой работе механизма, слаженного много лет назад. Интересно, прадед сам его придумал и сконструировал? Или нанимал нарочитого механика, а после работы, согласно канонам романтизма, ослепил его?

Но Краснову-старшему не случилось поразмышлять как следует над судьбой неизвестного механика. В образовавшейся нише он увидел небольшой сундук, скорее даже ларец.

– Пиастры, пиастры! – птичьим голосом прокричало сознание.

Зинаида Германовна, невозмутимо наблюдавшая за вскрытием тайника, заоглядывалась и перекрестилась, хотя всегда считалась атеисткой.

Владимир Дмитриевич поднял ларец и чуть не упал под непомерной тяжестью. Осторожно поставил на пол, оглядел. Тут же сунулась Германовна с тряпкой, стала смахивать с крышки несуществующую пыль.

– Да он и не запылился совсем, – пробормотал Владимир Дмитриевич. – Стоял-то наглухо закрытый… скажи уж прямо, старая, что тебе любопытно.

– А как же! – подтвердила нянька.

– Внимание, открываю!

Что и говорить, с первого взгляда стало понятно, что сундук наполнен не пиастрами, не дублонами и не царскими золотыми червонцами. Бриллиантов, рубинов и прочих кристаллов тоже что-то было не видать. Ларец был заполнен книгами, весь, под завязку. Владимир Дмитриевич брал их осторожно, как ковриги из печи, и «сажал» на пол. Были книги печатные, дореволюционные. «Оккультные тайны», «Новые достижения оккультной науки», «Глас с того света», «Подчинение духов эфира человеческой воле». Все книги – прадедушки Смирницкого. Были и рукописные – очевидно, его же. И уж в этих книгах ни черта было не разобрать! Владимир Дмитриевич открыл одну, покрутил и плюнул. Вот так почерк имелся у Павла Тимофеевича, пошлет ему Господь в ад кувшин водички! Только схемы и чертежи понятны, да что в них толку?

Одна из книг насторожила Краснова. Показалась она ему отличной от других. Не такая была обложка, не скользила под рукой ладно выделанная кожа… Перехватив, он раскрыл книгу – и знакомый почерк запрыгал перед глазами – ровные, скругленные буквы…

Дмитрий Савельевич Краснов нашел тайник раньше своего сына. И без указаний няньки. Он обнаружил выжженную на крышке стола карту, когда полез под стол – быть может, за оброненной ручкой или книгой. Он разобрался в карте и, улучив момент, когда дома никого не было, открыл стол. Быть может, это произошло в те времена, когда одиночество властно вторглось в его жизнь. Когда Марк еще не появился на свет, а старший сын и молодая жена были заняты своими делами, – своими молодыми, веселыми делами. Он читал книги Смирницкого, а перед тем, как снова закрыть резную дубовую панель, спрятал в ларец и свой дневник. Дневник за 1985 год. Одинокий год, печальный год.

Владимир знал, что отец вел дневник всю жизнь. Он описывал не каждый день, но те события, которые считал значительными для страны и для семьи. Одинаковые черные тетради до сих пор стояли в кабинете на отдельной полке. Владимир в них не заглядывал.

Было неловко. И он все собирался эти тетради сжечь – наверняка отец так бы и поступил, если бы смерть не сразила его мгновенно, но все руки не доходили. Да и вдруг они пригодятся когда-нибудь, эти дневники? Вдруг…