Пляска на бойне - Лоуренс Блок

Он смотрел на рисунок, а я смотрел на него.

— Это нарисовано, — сказал он через минуту. Я кивнул. — Это вы рисовали? «Реймонд Галиндес». Это не вы.

— Нет.

— А где вы это взяли?

— Мне дали, — сказал я. — Чтобы я мог его опознать.

— И вы должны следить за ним?

— Правильно. А я сходил в сортир, и когда вернулся, его уже не было. Ни его, ни мальчика — исчезли, как только я повернулся к ним спиной.

— А почему вы за ним следите?

— Мне не всё говорят. Узнаёте его? Знаете, кто он? Он сидел в самом первом ряду, вы должны были его видеть.

— Кто ваш клиент? Кто вас нанял за ним следить?

— Этого я бы вам не сказал, даже если бы и знал. Конфиденциальность — главное в нашем деле, вы же понимаете.

— Да бросьте, — произнес он, пустив в ход все свое обаяние. — Мы же тут одни. Кто об этом узнает?

— Я даже не знаю, сто мой клиент, — сказал я, — и зачем надо следить за этим человеком. Но мне здорово влетело за то, что я его, сукина сына, упустил, будьте уверены.

— Могу себе представить.

— Так вы его узнаете? Знаете, кто он?

— Нет, — ответил он. — Никогда раньше его не видел.

Вскоре он ушел. Я незаметно вышел за ним, перешел на другую сторону и смотрел, как он идет по направлению к Восьмой авеню. Дав ему уйти подальше вперед, я последовал за ним на таком расстоянии, чтобы держать его в поле зрения. Он вошел в свой дом, и несколько минут спустя я увидел, как в окнах четвертого этажа зажегся свет.

Я вернулся в «Парижскую зелень». Гэри уже запер двери, но меня он впустил.

— Неплохо придумано, — сказал я. — Водка с тоником.

— Двойная водка с тоником.

— И еще записал на мой счет.

— Ну, не мог же я взять с тебя шесть долларов за содовую, верно? Так куда проще. Осталось немного кофе. Хочешь чашку, пока я не закрылся?

Я выпил чашку кофе, а Гэри откупорил себе бутылку «Дос Эквис». Я попытался заплатить ему, но он и слышать не хотел.

— Предпочитаю, чтобы моя работа в качестве твоего добровольного помощника по Девятой авеню оставалась сугубо безвозмездной, — сказал он. — Знаешь, что сказала одна актриса епископу? За деньги это было бы совсем не так приятно. Ну, какой приговор? Это сделал он?

— Что он виновен, я не сомневаюсь, — сказал я. —Но я и раньше не сомневался, а доказательств у меня не прибавилось.

— Я слышал кое-что из вашего разговора. Это просто замечательно — как ты превратился в совсем другого человека. Вдруг, ни с того ни с сего, стал таким, как все здешние пропойцы, да к тому же еще здорово выпившим. Я даже забеспокоился, не налил ли тебе по ошибке водки.

— Ну, я не так уж мало времени провел в забегаловках. И вспомнить, как надо себя вести, не так уж трудно. — «И не так уж трудно снова стать таким, каким был, — подумал я. — Нужно только добавить алкоголя и как следует перемешать». — Еще немного, и он заговорил бы об этом. Не знаю, можно ли было сегодня его расколоть, только он определенно хотел что-то сказать. Может, я напрасно показал ему рисунок.

— Это ту бумажку, что ты ему дал? Он забрал ее с собой.

— Разве? Я вижу, мою карточку он оставил здесь. —Я подобрал ее. — Ну, моя фамилия и адрес есть на обороте рисунка. И он этого типа узнал. Наверняка узнал, а отрицал это не слишком убедительно. Он его знает.

— Интересно, а я его не знаю?

— По-моему, у меня есть еще экземпляр. — Я полез в карман, достал рисунки, нашел нужный, расправил его и протянул Гэри. Он повернул его к свету.

— Гнусный подонок, правда? Похож на Джина Хэкмана.

— Ты не первый это заметил.

— Да? Раньше мне это не приходило в голову.

Я уставился на него.

— Когда он был здесь. Я же тебе говорил, что Термен и его жена обедали здесь еще с одной парой. Вот этот из той пары.

— Ты уверен?

— Уверен, что этот тип и какая-то женщина по меньшей мере один раз обедали с Терменами. А может быть, и не один раз. Если Термен сказал, что не знает его, он соврал.

— Ты еще говорил, что он был здесь с каким-то мужчиной после смерти жены. С этим самым?

— Нет. Тот был блондин, примерно его возраста. А этот, — он постучал пальцем по рисунку, — скорее твой ровесник.

— И он был здесь с Терменом и его женой?

— Я в этом уверен.

— И еще с одной женщиной? Как она выглядела, случайно не помнишь?

— Представления не имею. Я бы не смог сказать тебе, как и он выглядел, если бы не увидел его портрета. А тут сразу вспомнил. Если у тебя есть ее портрет…

У меня его не было. Я хотел попробовать поработать с Галиндесом над изображением той девицы с плакатом, но черты ее лица почти не запечатлелись в моей памяти, и я вообще не был уверен, та ли это женщина, которую я видел в фильме.

Я показал ему рисунки обоих мальчиков, но ни того, ни другого он никогда не встречал.

— Вот свинство, — сказал он. — Так все хорошо началось, а теперь счет один — три не в мою пользу. Хочешь еще кофе? Я могу заварить свежего.

Это был хороший повод уйти, и я сказал, что мне пора домой.

— Еще раз спасибо, — сказал я. — С меня причитается. Все, что я смогу для тебя сделать, в любое время…

— Не говори глупостей, — сказал он смущенно. А потом, нарочно коверкая слова на манер лондонского кокни, продолжал: — Я только выполнил свой долг, мистер. Да ведь, сами посудите, ежели ему сойдет с рук убийство собственной жены, — кто его знает, что еще он может выкинуть?

Клянусь, что я собирался домой. Но ноги сами понесли меня в другую сторону — на юг, а не на север, а потом на запад по Пятидесятой в сторону Десятой авеню.

В баре «Гроган» было темно, но решетку задвинули только наполовину, и внутри горела одна лампочка. Я заглянул через стеклянную дверь. Мик увидел меня прежде, чем я успел постучать. Он открыл мне и снова запер за мной дверь.

— Молодец, — сказал он. — Я знал, что ты придешь.

— Откуда? Я и сам этого не знал.

— А я знал. И велел Берку заварить для тебя кофе покрепче — вот как точно я знал, что ты зайдешь. Потом, с час назад, отправил его домой и всех отправил домой, а сам сел и стал тебя ждать. Так что, кофе? Или кока-колы, а может, содовой?

— Кофе. Я принесу.

— Нет, садись. — На его тонких губах появилась едва заметная улыбка. — О Господи! — сказал он. —Как я рад, что ты пришел.

Мы сели за столик у стены. Передо мной стояла кружка горячего крепкого кофе, а перед ним — бутылка ирландского виски двенадцатилетней выдержки, которое он обычно пил. Бутылка была с настоящей пробкой — большая редкость в наше время; если смыть этикетку, из нее получился бы прекрасный графин. Мик пил свое виски из маленькой хрустальной стопки — очень может быть, что ватерфордской работы[32]. Во всяком случае, она была классом повыше обычных, какие дают в барах, и, как и виски, предназначалась лично для него.