Охота на маршала - Андрей Кокотюха

– А здесь разве солдат не хватает?

– Уточняю расклад, Ваня. Начальник УМГБ дал понять: все контролирует лично. Значит, и автоматчиков пришлет из области. Если вообще сам с ними не прискачет. Так что нам нужно всего лишь быть на шаг впереди полковника Коваля. У нас три часа, не больше. Считайте, вам двоим надо совершить диверсию. Уничтожить вражескую базу стратегического значения. А я прикрываю тылы и занимаюсь обеспечением. Так что, подбиваем бабки?

– Валяй, командир, – сказал Соболь. – Расклад понятен в целом, но закрепить не мешает.

– Добраться к старой усадьбе. Ликвидировать банду Ржавого. Если трофеи там же – уничтожить. Лучше всего – подпалить, но по ситуации. Если трофеев Жукова там не окажется, найти способ вычислить, где все спрятано. Тогда снова получаем выигрыш по времени, ведь Коваль все равно не узнает ничего. Мы же, так или иначе, уничтожим груз, но уже чуть позже. Только сдается мне, барахло там, где Ржавый. У него не такой широкий выбор мест, где можно схоронить добро. Принимается?

– Трое на одного, – ухмыльнулся Борщевский. – Нормальный расклад, Григорьич. Фронтовой. Помнишь, как в сорок третьем под Бурлуком…

– Отставить воспоминания. – Ладонь Гонты легонько хлопнула по столу. – Вопросы еще будут?

– Ты про обеспечение говорил, командир, – напомнил Соболь.

– Все в мотоцикле. Ну, в коляске то есть. Неучтенного оружия навалом, конфискуем скорее, чем успеваем оформлять. Автоматы, пистолеты, револьверы, даже гранаты есть. Все боевое. Пошли вооружаться?

– Хоп!

Хлопнув от нетерпения в ладоши, Соболь вскочил первым и быстро вышел из дома во двор. Поднялись и Гонта с Борщевским, двинулись за ним. Но у дверей Иван неожиданно остановился, несильно сжал Дмитрию локоть.

– Погоди. Два слова еще.

Ожидая чего-то подобного в свете недавних разговоров, внутренне даже угадывая, что хочет сказать Борщевский, майор обернулся. Глаза встретились.

– Ну?

– Пашке знать не обязательно. Ты послушай. Я и дальше уверен: товарищ Сталин ничего не знает. Руководителя просто не информируют обо всех безобразиях в стране. Она большая, наш Бахмач на карте – тьфу. У Соболя свои счеты с МГБ, он в университете учился, математику знает. Думает иначе. Не будь здесь Павла, я бы разговаривать с тобой не стал, веришь?

– Верю. – Ответ прозвучал так же искренне, как и сказанное.

– Если бы и стал, то лишь для того, чтобы потом сесть и написать в Кремль, лично товарищу Сталину, какие дела Берия творит за его спиной. Тебе не с руки – мне сподручно. И не думай – Анна, все наши дела сюда никак не касаются. Наоборот, расписал бы я в письме своем обстоятельно, как начальник УМГБ по приказу Берии давит на тебя, фронтовика, героя войны, гвардейца. Вступился бы ради Анны. Ей же спокойнее, если у тебя нету неприятностей.

– Спасибо, Ваня.

– На здоровье. Мне надо, Митя, чтобы ты знал: не за тебя я сейчас с Соболем вдвоем на твое задание пойду. Ржавый пацанов положил на станции, зеленых совсем. Только служить начинали, на войну опоздали, видал я такую детвору. А государственная безопасность на маршала Жукова капканы ставит. Тоже, считай, на армию. Не Жуков голодом мое село заморил, Митя. Там не бойцы Красной Армии в оцеплении стояли, абы люди не выползали за околицы. Товарищу Сталину донесли про неурожай, сами здесь свои порядки наводили… гады… Главное: я офицер, кадровый. Берия открыл охоту на Жукова – выходит, на всех военных. Согласен?

– За честность еще раз спасибо, Иван.

– Ради бога. Так что не за тебя иду, Григорьич. За себя.

Отпустив локоть майора, Борщевский зачем-то провел ладонью по бритому черепу. Шагнул через порог, что-то вспомнил, повернулся, добавил:

– Вообще… Я вот наговорил тебе тут сейчас… Так это я себе, Митя. Не тебе.

Лес, район Бахмача

Мартовский день понемногу серел.

Марш-бросок от городской окраины до лесной стены удобнее и логичнее всего делать в сумерках. Но обратный отсчет не остановить, время играло против разведчиков, в том числе – время суток. Им нельзя ждать, когда все еще не слишком поздний мартовский закат начнет вступать в свои права. Хотя Соболь с Борщевским вооружились, своим главным оружием сейчас оба считали фронтовой опыт, удачу и навыки проведения диверсионных операций, которые пришлось воскрешать.

Оказалось, нужно для этого совсем немного. Когда сперва Павел, а затем Иван увидели в мотоциклетной коляске боевое оружие, оба потянулись к нему сразу. Сработали не так уж давно забытые инстинкты. Соболь, откинув прикрывавший содержимое коляски брезент, не знал, о чем подумал Борщевский, когда открылся этот небольшой арсенал. Сам же Павел позже, когда оба молча двигались по направлению к лесу, мысленно признался себе: после пережитого за несколько последних месяцев ему хотелось вновь взяться за оружие независимо от повода. Разделял ли Иван его желание, Павел понятия не имел. И пока спрашивать не собирался.

Они вообще не разговаривали. Когда уходишь на очередную операцию, соблюдать молчание – это неписаное правило. Что у Борщевского на уме, Соболь решил выспросить попозже. Если, конечно, после того, как выполнят задание, у него останутся к фронтовому другу какие-то вопросы.

Лётную куртку Соболь оставил дома у командира. Вместо его единственной пристойно выглядевшей одежи Гонта раздобыл другу старый, чуть отдающий бензином ватник. Кубанку Павло крепче насадил на голову. Не скинул и прохоря, они успели притереться к ноге, передвигаться в них было очень удобно. Борщевский тоже не мог похвалиться разнообразием гардероба. У вокзального грузчика имелось два вида одежды: рабочая и та, в которой прилично выйти, чтобы не приняли за бродягу. Облачившись в перетянутую офицерским ремнем стеганую зеленую телогрейку, галифе, зашитые в разных местах грубыми стежками, Иван больше походил на разведчика, идущего за линию фронта. Бритая голова, видеть которую Соболь за все военные годы привык, довершала перевоплощение – Павлу впрямь показалось, что они перенеслись назад, совершив путешествие во времени, как в читанной когда-то книге товарища Герберта Уэллса[33].