Грешница. Связанные паутиной - Михаил Парфенов

– Этого недостаточно! Вы, вы, госпожа, с легкостью ударили одного из хозяев! Все знают, сколь они сильны, но вы даже не дрогнули. В чем секрет?

«В том, что я дура», – чуть не ответила правду Сантера.

– Я жила снаружи, среди хищников, как простых, так и в человеческих обличьях. Мне пришлось соответствовать.

– Вы сильная, – с тихим восторгом прошептал змееныш. – Самая сильная из всех, что я видел. Даже Совет Власти опасается вас наказывать. Научите меня так же бить!

– Нет.

– Но почему? – взвыл он расстроенно. – Почему нет? Мы же похожи! Вы такая же, как и я!

– Э нет, братец. Попридержи язык. – Девушка легко подняла его в воздух за рубаху. – Ты понятия не имеешь, от кого я веду свой род. Хочешь стать сильным и всем отомстить, – мешать не буду. Но только без моей помощи. У меня на свете хватает врагов.

Мальчишка смотрел отчаявшимся взглядом – глаза зеленые, но не такие, как у нее, а блеклые, цвета мха на освещенном солнцем валуне. За столько лет и не свыкся с мыслью о собственной неволе…

Сантера поняла, какое имя ему можно было дать. Дурное имя, тяжеловесное, с такой же тяжелой и несчастливой судьбой, зарождалось на кончике языка.

– Решено. Я дам тебе имя, мальчик. Принимать его или нет – выбор за тобой.

Он замер, как мышонок. Недоверчиво и удивленно притих в ожидании.

– Так издавна звали существо, что наводило ужас на все живое. Дыхание его было ядовито, кровь растворяла сталь. Славные герои погибали целыми армиями, пытаясь истребить его. Выношенный жабой змеиный царь – Василиск.

Мальчик повторил имя по слогам, пробуя его на вкус. Скользкие трудные слоги – шипение клубка ядовитых змей – давили на нёбо, оставляли послевкусие горечи и боли.

– Василиск? Таково будет мое имя? – спросил он, разом утратив спесь.

– Да. Имя, обязывающее стать великим, – усмехнулась ведьма и потрепала его за шероховатую щеку. – Учти, я не стану учить тебя убивать. Но отнюдь не из лени. Зачем обучать того, кто может стать в будущем твоим врагом?

– Я никогда… – крикнул и тотчас поник мальчик. Он помнил о своем задании.

– То-то же. Ты больше не раб, раз у тебя есть имя. Постарайся изменить судьбу, не запачкав рук. Это проще… И, кстати, предупреждаю: завтра меня не будет целый день. Уезжаю по делам. Не смей выходить наружу или сильно шуметь. Понял?

– Да, госпожа. Василиск все понял.

Если и значили имена хоть что-то, то этого ребенка ждала судьба великого героя или столь же великого чудовища.

Оставив мальчишку корпеть над книжкой детских сказок, она ушла в спальню. Поутру ее ждал поезд. Следовало пообщаться с Чарльзом Филисом поближе.

Долгая дорога – это всегда утомительно. А если к ней добавляется мысль, что завтра возвращаться обратно на нелюбимую работу, то совсем хоть плачь. До бухты Сорино было шесть часов пути.

Сантера сидела напротив окна и слушала мерный стук колес. Погода окончательно испортилась и грозила из дождя перерасти в полноценный град размером с куриное яйцо. За соседним столиком две пожилые дамы жарко обсуждали последние убийства Бархатного кровососа.

Имя такое тот получил за странное поведение его жертв. Все добровольно, с превеликим удовольствием шли в раскинутые сети.

– Говорят, что он красивее лучших актеров театра!

– А толку, что говорят? Никто так и не смог описать его внешность. У свидетелей показания не сходятся. Видать, безвинных людей порочат.

– Что странно – зачем он бедняжек в каждом городке захудалом ловит и переезжает? Почему не обоснуется в одном?

– Дурость вы говорите, голубушка! Чтобы кровопийца на месте осел, где-то в одном месте охотился… Он же от следователей сбегает!

– И подумай-ка, к местным фифам не суется!

Когда поезд стал замедляться, Сантера выскочила в предварительно распахнутое окно. Огляделась. Справа возвышалась Медвежья гора, вдали серела океанская гладь. Маленький городок был как на ладони.

Она пешком шла по размытой от дождя дороге, под ногами чавкала густая грязь. Местечко, где теоретически проживал потомок великого генерала, казалось пустынным и крайне негостеприимным. Люди хмурыми.

Она, одетая в неброскую, но дорогую по здешним меркам одежду, вызывала излишний интерес. Чумазая свора детишек, ровесников Василиска, подбежали, клянча денежку.

Опережая мелких воришек, Сантера сама выдала всю мелочь. Пускай так, чем будут шарить по карманам.

Дети подсказали, куда идти дальше. Указали на маленький домик, ветхий, с ветром, гуляющим в многочисленных трещинах. Вокруг копошился желто-белый ковер из сотен птиц, – их привлекала не совсем свежая рыба, пучками вывешенная на бельевых веревках. Вероятно, чтоб запах отгонял незваных гостей.

Крылатые создания изрядно усложняли передвижение по двору. Ведьма слегка ослабила волю, позволяя желаниям зверя возобладать. Разум затопил голод и беспричинный темный гнев.

В ту же секунду птицы заполошно, не ведая причин своего испуга, разом поднялись с насиженных мест, ненадолго закрыв крыльями небо. Вместе с дождем на землю плавно падали перья.

На крыльцо выбрался неухоженный седой мужчина. Они с Сантерой встретились взглядами.

– Убирайтесь с моей территории! – закричал мужчина, потрясая клюкой. – Поганые жулики!

Затем повернулся и пошел обратно в дом.

– Постойте! Я просто хочу поговорить. – Сантера кинулась за ним, едва успев вставить ногу в проем прежде, чем дверь закрылась.

– Все вы хотите только поговорить, а потом называете меня лжецом! Проваливай, пока цела!

– Генерал Леон Филис был вашим дедом?!

Дверь замерла на полпути. За ней послышался глухой кашель, затем мрачный голос переспросил:

– Откуда вам известно? Кто сказал?

– Я отыскала записи в закрытом архиве пантенариума Пьеты, – торопливо начала рассказывать девушка. Ее слушали внимательно, не перебивая. Створки распахнулись, и Чарльз Филис нехотя буркнул, отступая вглубь сеней:

– Не знаю, зачем вы приперлись, но толку с этого не будет. Все, что я говорю, – ложь и клевета на святейшего Кнеза.

– Мы оба знаем, что это не так. Я пришла за правдой. Помогите мне, Чарльз.

Он пожевал мясистые губы. Посмотрел оценивающе – с волос Сантеры, убранных в изящную прическу, стекали капли воды – и грубовато ответил, переходя на ты:

– Заходи уж, мышь мокрая. Зря, что ль, ехала.

– Благодарю, – церемонно поклонилась ведьма, переступая порог.

В доме царил бардак. Электричества в таком захолустье не было; свет давал масляный светильник. Хромая, мужчина дошел до скамьи, на которой горой высились шкуры, и уселся.