Поветлужье - Андрей Архипов

Как только к Вячеславу явился первый больной с мутными глазами, он сначала даже не понял, что с ним такое, но, потрогав лоб, сразу отвел его в ту первую полуземлянку, в которой он начинал принимать раненых. Выгнав оттуда всех, наказал, чтобы даже не приближались к этому дому, а остальных заболевших срочно посылали сюда. Что подобное случится, Вячеслав подозревал давно. Все-таки будущее время было слишком переполнено людьми, и их микрофлора, а проще говоря, зараза, собранная со всего мира, не могла пройти мимо местного люда, не нанеся им удара исподтишка. И конечно, он не собирался никому говорить, что это они могли быть виновны в таком ударе. Во-первых, не поймут ничего, еще в колдовстве обвинят. Во-вторых, это могло бы подставить не только его одного, но и остальных. Детей, главным образом.

Уложив заболевшего и послушав, как тот зашелся в кашле, Вячеслав развел костер и поставил кипятиться воду. Сам же разложил свои немногочисленные запасы, собранные за последние дни, и начал готовить грудной сбор, перечисляя себе под нос названия трав, доставаемые из подаренных ему за лечение берестяных туесков.

– Так, что мы имеем, те же цветки ромашки. Из антимикробного и противовоспалительного – листья дущицы, они же против бронхита… Ага, мать-и-мачеха, тоже отхаркивающее, завсегда в грудной сбор идет… Вот наконец-то потогонное, липовый цвет, он же от головной боли и кашля. А это что? А, сюда я корни и листья одуванчика положил, вроде жаропонижающее, но… в сторону пока. Подорожник… отлично, при кашле и как снотворное. И наконец, венчают коллекцию с таким трудом выцыганенные у Агафьи сосновые почки, противовирусное и отхаркивающее. Все, что ли? – поворошил он свои свертки. – Вот еще кора ивы, тоже собранная ранней весной Агафьей, противомикробная и жаропонижающая. И как я все это буду совмещать? В каких пропорциях? Ну, липу и мать-и-мачеху можно… А остальное? Хм…

Размышления его были прерваны новыми пришедшими весянами, которые ранее по таким пустякам, как подкашивающиеся ноги и жар, не хотели беспокоить лекаря. Да и куда же уйдешь со стены, когда в любой момент там можно ожидать нашествия непрошеных гостей… Однако раз пришли, значит, дело с ними совсем худо.

Разложив еще человек шесть по полатям, Вячеслав начал заваривать разные варианты трав в нашедшихся около очага мелких глиняных горшочках, а настояв их, напоил больных и закутал всеми нашедшимися в землянке вещами. Пробормотав, чтобы те не вставали, а лежали бы себе и потели, выскочил наружу и побежал к воеводе докладывать о сложившейся ситуации.

И вот теперь он брел обратно, пытаясь вспомнить симптомы всевозможных страшных болезней, которые когда-либо обрушивались на род человеческий, в первую очередь чумы. Дойдя до места, обреченно вздохнул и спустился вниз обследовать больных. В первую очередь подставил светлые холстины тем, кто особо мучился кашлем, и посмотрел, есть ли кровавые сгустки, оглядел как смог при свете лучины полость рта и прослушал дыхание, поспрашивал насчет мышечных болей и попытался провести осмотр на предмет мелких кровоизлияний на теле. Протест вызвали лишь его попытки осмотреть паховые области на предмет увеличенных лимфоузлов. По его воспоминаниям, первичные чумные язвы и воспаления набухали именно там, а при пункции оттуда выдавливался даже гной. Однако он наорал на первого заартачившегося так, что остальные стали лежать смирно и давали себя беспрекословно осмотреть. Перед осмотром Вячеслав ополоснул руки отваром коры ивы, который, как он вспомнил, по действию заменял хирургические перчатки. Потом, слегка успокоенный тем, что, кроме мышечных болей, других симптомов не обнаружил, всех еще раз обильно напоил и стал готовить новую порцию ивового отвара, но уже для полоскания. И только тогда он заметил седого старика, незаметно вставшего около входа, опираясь на массивную клюку. Правда, Вячеславу показалось, что клюка ему была нужна только для придания солидности.

– Радимиром меня звать. Надысь воевода рек обо мне.

– Было дело, – ответил Вячеслав, переставляя на огне глиняные горшки.

– Знать, обучали тебя люди, любящие мудрость[13], лекарь. Так? – спросил Радимир, присаживаясь.

– Обучали, да не совсем тому. Приходится на ходу переучиваться. А ты вот сказал «любящие мудрость»… Так, может, и греческое слово знаешь, которое именно так и переводится?

– Ведомо мне и то слово… А чему ты дивишься?

– Да вот в глухой деревне встретил человека, который про философов знает. Про Платона, Аристотеля слыхал?

– И про них мне ведомо, лекарь, да не обо мне речь ныне. Живот свой я положил на учение всяким премудростям, но вся жисть моя на чужих глазах прошла. Того же воеводы нашего. Всяк сказать может, что видел меня там-то и делал я то-то. А вот вы пришли неведомо откуда, и всяк у вас какое-то отличие имеет. Один лечит, другой счет и грамоту преподает, третий воин, что меча не держал, но ножом аки рукой управляется, еще один в кузнечном деле смекает то, про что Любим и не слыхивал… Пошто молчишь? Али сказывать нечего?

– Ну почему же, – подумав, ответил Вячеслав. – Сказать есть что. Только вот поймешь ли… Да ты, кстати, можешь понять, но рано еще. Никто мы вам пока… Погоди, Радимир, срок придет – так обрисуем все подробно…

– Срок придет… Ну да ладно, подожду, авось доживу до срока вашего. Токмо пока мы тут с тобою лясы точим, одному срок уже выходит… Глянь.

Вячеслав бросил взгляд на первого пришедшего к нему больного и заметил лихорадочное, осунувшееся лицо с блестящими глазами. Подбежав и положив руку ему на лоб, проговорил:

– Горит он весь, температура сильно за сорок зашкаливает, не помогли ему мои настои. Слышь, Радимир, есть ли уксус у тебя? Ведомо ли тебе это слово?

– Ведомо, ведомо, греческое оно и к нам пришло от них…

– Подожди объяснять, есть ли? – заторопился Вячеслав.

– Скислась у меня вина яблочного целая бутыль по пути из Переяславля, он там и есть…

– Это просто хорошо. Я пока воды колодезной подогрею, а ты принеси Христа ради ту бутыль. Больного обтирать надо, жар сбивать будем, а с яблочным уксусом оно гораздо сподручнее… Или подожди, давай я сбегаю – где оно?

– В подклети дружинной избы стоит, сосуд глиняный, оплетенный. Самый большой, наискось от входа, не промахнешься. Беги, а я подогрею воды тем временем.

– Только совсем чуть, чтобы… с телом она одинакова по теплу была, – бросил Вячеслав, выбегая из двери.

Вечер предыдущего дня

Иван раздраженно метался около переправы, находящейся немного ниже по течению от переяславской веси, и ждал, когда охотники лодками переправятся на его берег и присоединятся к отяцкой рати. Участок реки, вдоль уреза которой он бросался из стороны в сторону разъяренной кошкой, был закрыт мысками от любопытных глаз, и толпа, высыпавшая на берег, была в сравнительной безопасности. При том условии, конечно, что не проспят выставленные новым воеводой на возвышенностях дозорные, в чем достаточной уверенности у него не было. Все-таки, несмотря на свой боевой опыт, бывший капитан первый раз возглавил ратную силу, которая совершенно его не понимала. Причем не только в прямом смысле этого слова, но и косвенным образом, по-другому оценивая сложившуюся ситуацию и напрочь отказываясь исполнять его приказы, выданные без учета их мнения.