Семь непрошеных гостей - Дарья Калинина

И Никита, несмотря на свое внешнее простодушие, болтливость и доверчивость, как уже имели случай заподозрить подруги, на самом деле относился к этому третьему типу людей. Вдвоем с капитаном они без труда и весьма успешно разыгрывали нехитрый дуэт — тупой и еще тупее. Тем самым позволяя подозреваемым расслабиться, начать болтать и в конце концов выболтать что-нибудь такое, чего они ни за что не произнесли бы в беседе с умным ментом, которого уважали и побаивались.

— Юля тоже просит, — добавила на всякий случай Мариша, так как заметила еще раньше, как меняется взгляд молодого опера, когда он смотрит на ее подругу.

И этот добавочный козырь тоже сработал.

— Я попробую! — сдался Никита почти без боя. — Попытаюсь батяню… товарища капитана расспросить. Он бумаги читал. Может, чего и вспомнит.

Воспоминания капитана Гадкова носили лично для подруг сенсационный характер. Те яства, которые оказались в желудке Аньки вместе с ядом, не значились также и в меню того ресторана, где они провели начало своего очередного злополучного вечера.

— То-то я и вспоминаю, что Анька в «Шейхе» вообще есть-то отказалась, — заметила Мариша. — Все нормально себе что-то заказали, а она про диету твердить стала. Денис выбрал ей на свой вкус салатик. Так она к нему и не притронулась.

— Точно, — подхватила Юля. — Сказала, что после восьми вечера вообще старается ничего не есть.

— Вот ее и развезло сильней, чем остальных, — кивнула Мариша. — Все плотно перекусили, да и потом и у Марата дома — то кусок буженинки, то тарталетку с икрой за милую душу уметали. И только одна Анька пила, почти не закусывая.

— Но если она ничего не ела, сидя с нами в ресторане, то где же ее могли отравить? — удивилась Юля. — Эксперты точно указали, яд попал в организм одновременно с пищей.

— Заливная рыба и телятина с зеленым горошком, цветной капустой и свежим шпинатом, — пробормотала Мариша. — Хм, похоже, перед походом в «Шейх» у Анечки была назначена еще одна встреча. Пища-то ресторанная.

— Или у нее дома, — продолжала настаивать Юля, которой очень не хотелось расставаться с версией виновности Анькиного мужа.

— Сомнительно, чтобы Анька стала потчевать своего отставного мужа такими яствами, — пожала плечами Мариша.

— Надо проверить! — упорно твердила Юля. — Откуда мы знаем, вдруг они собрались помириться? То есть Анька собиралась, потому и принесла из ресторана вкусностей. Или она слопала эту еду непосредственно перед его приходом. Буквально за минуту.

— А он ей потом сразу же яду преподнес? И с чем? Всю еду она уже съела.

— Может быть, они решили выпить на прощание, — произнесла Юля. — Вот он ей яду в бокальчик и сыпанул.

— Ладно, — сдалась Мариша. — Чем сидеть и фантазировать, нужно наведаться к Аньке домой и проверить содержимое ее холодильника. Может быть, найдем и остатки этой самой несчастной заливной рыбы и полуфабрикаты для сложного гарнира к телятине. С кем она живет?

— Кто? Телятина? — не поняла Юля.

— Анька!

— Тогда уже «жила», — педантично поправила подругу Юля. — С мамой она жила, насколько я знаю.

И, немного помолчав, добавила:

— С мамой ее мужа, я так понимаю.

— Тогда за убийцей и ходить далеко не надо! — восхитилась Мариша. — Свекровь ее и отравила.

— Ты ничего не знаешь! — воскликнула Юля. — Свекровь у Аньки была мировая. И когда муж от Аньки гулять начал, то свекровь на сторону невестки встала. И сразу же своему сынку сказала: «Ты можешь уматывать куда угодно, а я Анечку в обиду не дам. И жить она останется вместе со мной. Она мне как дочка».

— Очень благородно, — отреагировала Мариша. — Просто чудеса.

Ты так говоришь, будто бы не веришь! — обиделась Юлька. — А я говорю все как было. Мне Анька сама рассказывала.

— Тебе-то я верю, — поспешила успокоить ее Мариша. — Не верю, что бывают такие свекрови. Уверена, эта особа просто прикидывалась любящей матерью для своей невестки.

— Ну и…

— И это только подогревает мое желание поскорей пообщаться с Анькиной свекровью, — сказала Мариша и тут же добавила со вздохом: — Впрочем, если это она невестку отравила, то никаких следов телятины мы в ее холодильнике уже не обнаружим. Она уже ее всю давно выкинула и квартиру проветрила. Чтобы, значит, даже и запаха любимой «доченьки» не осталось.

Тем не менее, несмотря на страшные Маришины подозрения, Анькина свекровь встретила подруг с заплаканными глазами. Одета она была хоть и по-домашнему, но в темные вещи, которые должны были означать траур по близкому человеку. Единственное светлое пятно в ее туалете был свеженький кухонный передничек с симпатичным кроликом — эмблемой «Плейбоя» — на груди.

— Вы уж меня простите, что я вас в таком виде встречаю, — произнесла женщина, одновременно снимая шаловливый передничек, — но я с поминальной трапезой вожусь. Надо же Анечку в последний путь как полагается проводить.

— А разве у нее нет никого ближе вас? — невольно вырвалось у Мариши.

— Куда же ближе? — тут же отозвалась Анькина свекровь. — Сиротка ведь она. Только мой сын да я. Вот и вся ее родня.

Маришу почему-то покоробила эта фраза, к тому же прозвучавшая так складно. Несмотря на красные глаза и приготовления к поминкам, Анькина свекровь доверия ей не внушила. Звали ее Домидора Ивановна. И странное имя дал ей родной отец, твердо решивший, что хоть в чем-то его дочь будет отличаться от своих сверстниц. И так как он не мог ждать, чтобы девочка подросла и проявила хоть какие-то таланты, то и нарек младенца столь странным для русского уха именем, выкопав и немного переиначив его из какой-то книги по истории средневековой Испании.

— Проходите в гостиную! — пригласила подруг Домидора Ивановна.

И она указала подругам на два неудобных, слишком уж низких кресла. Попа в них проваливалась, а колени, наоборот, задирались слишком высоко. Для менее подвижных людей, чем были подруги, такие кресла являлись настоящими ловушками. Сев в них один раз, выбраться назад было уже невозможно.

— Так и о чем вы хотели со мной поговорить? — поинтересовалась Домидора Ивановна, загнав своих гостий в эти самые кресла. — Я по телефону что-то не очень поняла.

— Мы хотели у вас спросить, а какие отношения были у Ани с ее мужем? — пытаясь принять в ужасном кресле более или менее достойное положение, произнесла Мариша.

Согласитесь, трудно беседовать и сохранять при этом достоинство, когда ваши ноги то и дело задираются выше головы.

— А в чем дело? — наблюдая, как показалось подругам, со злорадством за Маришиными мучениями, поинтересовалась Домидора Ивановна. — Почему вас всех интересует мой сын?

— Всех? — насторожилась Юля. — А кого еще? Милицию?