Моя служба в старой гвардии. Война и мир офицера Семеновского полка. 1905–1917 - Юрий Владимирович Макаров

дворца. Иногда приезжал и служил архимандрит Амвросий (капитан Тидебель), впоследствии настоятель храма российской миссии в Тегеране. Кроме протодиакона Крестовского, служило еще три или четыре дьякона.

Престол, жертвенник, все аналои, столик, на котором совершалась лития, и все священно- и церковнослужители, начиная с протопресвитера и до псаломщика, всё и все были одеты в особенное полковое облачение, золотой парчи, с вытканными по ней колосьями (полковым шитьем) вперемежку с синими васильками. Облачение это – большого богатства и красоты, чуть не на 20 человек, было в свое время специально заказано и пожертвовано в полковую церковь госпожой Новинской, в память сына, молодого офицера, умершего от чахотки. Вынималось и надевалось оно только раз в год, на полковой праздник.

Служба идет медленно и торжественно. Поет полный полковой хор в 60 человек, хор удивительный по стройности и тонкому вкусу в исполнении. Управляет регент Алексеев. Уже не в первый раз несется громкий и радостный, как пасхальный, напев тропаря Введению: «Днесь благоволения Божия предображение и человеков спасения проповедаше. В храме Божием ясна Дева является и Христа всем предвозвещает…» И в ответ, в тон последней ноте хора, с середины церкви, без всякого усилия наполняя ее всю, раздается могучая, бархатная октава протодиакона: «И о сподобитеся на… ам слышания Святого Его… ангелия…»

В этот вечер проникнуть в собор после начала всенощной с главного входа было немыслимо. А потому снисходя к слабости господ офицеров и щадя их новые мундиры, с правой стороны церкви оставлялось для них свободное место, шагов в двенадцать длины и шагов в восемь ширины, отгороженное с двух сторон переносной деревянной решеткой. Вход за загородку открывался из боковых дверей, с Загородного проспекта. При входе, в вестибюле, между наружными и внутренними дверями, ставились вешалки и наряжались вестовые для снятия офицерских шинелей.

Ко всенощной офицеры собирались не спеша. До освящения хлебов загородка была почти пуста, только у задней решетки, почти вплотную к ней, стоял ряд бывших фельдфебелей и унтер-офицеров, превратившихся в околоточных, курьеров, швейцаров в министерствах и прочих тому подобных столпов прежних времен. Все это были люди крепкие, основательные и представительные собой. На формах, длиннополых сюртуках и пиджаках у всех на левой стороне полковой знак. При входе особенно знакомых офицеров то один, то другой из них расплывался в широкую улыбку, раздавалось тихое, но отчетливое: «Здравия желаю, ваше высокоблагородие!» – за чем следовали поцелуи и взаимные поздравления. Немного впереди с офицерами стояли старые семеновцы. Приезжал маленький и тоненький П.П. Дирин, Н.П. Галахов, С.И. Гаевский, П.И. Лебедев, Истомин и многие другие. Приезжали семеновцы, состоявшие при большом и малых дворах, офицеры Генерального штаба и те из ушедших в запас, которые съезжались на полковой праздник со всех концов России. Тут же были жены офицеров в закрытых вечерних платьях.

К освящению хлебов за загородкой становилось тесно, но еще задолго до окончания службы некоторые офицеры потихоньку исчезали и, накинув шинели и перейдя улицу, накапливались в собрании. Там уже был приготовлен чай и закуска. И многие старые друзья, целый год отделенные друг от друга жизнью и расстояниями, пользовались этим тихим и уютным временем, чтобы поговорить по душам, зная, что на другой день, в толпе и многолюдстве сделать это будет уже труднее.

Ротный праздник в 9-й роте

Каждая по-настоящему спаянная воинская часть, живущая своей жизнью, есть, в сущности, живой организм, и каждый такой организм имеет свою физиономию. Все 16 рот в полку комплектовались одинаково, носили одну форму, жили в одинаковых условиях, ели одну пищу и проходили одинаковый курс обучения. И несмотря на это, если хорошенько присмотреться, каждая из этих 16 единиц чем-то отличалась одна от другой. Отличия эти обуславливались несколькими факторами. Во-первых, и превыше всего, личность начальника. Затем личности фельдфебеля, по-новому, старшины, и командного состава и, наконец, что-то невесомое, но очень реальное, тот дух, который оставался от старого, та сила инерции, которой люди, сами того не замечая, продолжали жить и иногда жили довольно долго. На моей памяти одна из наших рот, которой много лет командовал волевой, серьезный и во всех отношениях образцовый офицер, после его ухода попала в руки пустого и легкомысленного человека, два года спустя рукава отбывавшего номер и занимавшегося своими собственными делами, ничего общего с военной службой не имевшими. На войну эту роту вывел третий командир, лично храбрый, но не умный и слабовольный. И вот, несмотря на четыре года под командой неудачных командиров, полученный этой ротой заряд был настолько силен, что в смысле твердости и боевой надежности, до самого конца она была одной из лучших в полку. Совершенно естественно, что те роты, которые пользовались хорошей славой в мирное время, оказались хороши и на войне, и это несмотря на часто менявшихся командиров и фельдфебелей и четыре раза за войну переменившийся полковой состав.

В нашем 1-м батальоне до войны пользовались исключительно хорошей репутацией роты 2-я и 4-я.

2-й ротой восемь лет командовал А.С. Пронин, человек серьезный, хозяйственный и хороший строевик. Фельдфебелем у него был старый Чичигин, который за несколько лет до войны ушел на Главный почтамт начальником военной охраны, где хорошо платили и куда он понемножку перетащил много запасных солдат своей роты. Стрельбою Пронин никогда особенно не увлекался, но почему-то 2-я рота всегда стреляла отлично и нередко забирала полковые призы.

4-й ротой почти так же долго командовал капитан Н.М. Лялин. Он был убежденный холостяк, имел исключительные хозяйственные способности и был прекрасный организатор. Человек методический и волевой, нервов он не имел, и рассердить его не было никакой возможности. Бывают люди буйно-напористые, Н.М. был тихо-напористый и шел вперед, как паровой каток, медленно, спокойно и неукоснительно. Как истинный властолюбец, старых опытных фельдфебелей он не держал, а держал молодежь своей выучки, которая преданно смотрела ему в глаза и своего мнения не имела. 4-я рота ходила у него по струнке.

Как я уже писал, на разбивках в гвардейском корпусе новобранцы распределялись по типу. То же самое соблюдалось и в полках. В головные роты батальонов, в 1-ю, шефскую роту, носившую наименование «роты Его Величества», в 5, 9 и 13-ю давали всегда людей высоких и видных. В этом отношении хуже всего обстояло с Е. В. ротой, куда шли исключительно великаны. Среди них нередко попадались красавцы и богатыри, но немало было там и «макарон», длинных белесых поляков из губерний Калишской, Ломжинской и Петроковской, выросших на картошке и никогда мяса дома не видавших. На хороших солдатских харчах,