Моя служба в старой гвардии. Война и мир офицера Семеновского полка. 1905–1917 - Юрий Владимирович Макаров

духовенством, становятся офицеры, а рядом певчие. Певчих всего десять человек и выбрать их из роты было легко. Песнопения для молебна полагаются самые несложные, а «Святителю отче Николае», тропарь «Правило веры и образ кротости» и «Многая лета», мы с ними предварительно прорепетировали несколько раз.

Молебен заканчивается громоподобным многолетием государю императору, державе Российской и «всем служащим и служившим в 9-й роте лейб-гвардии Семеновского полка…». Кончился молебен, духовенство уходит, и начинается второй акт церемонии. Люди бегут на свои места и во мгновение ока выстраиваются по красному половику. Романовский подает команду: «Накройсь!» Хозяева надевают кивера, а гости фуражки. Офицеры 9-й роты становятся на правый фланг. Фельдфебель Новиков выносит и ставит перед строем маленький столик, а на него водружают серебряную братину, один из наших стрелковых призов, куда уже влита бутылка водки. Рядом кладется маленький серебряный ковшичек, тоже какой-то приз. Сейчас начнутся тосты. Их будет много, но никакой импровизации допущено не будет. Всякий твердо знает, что ему полагается сказать.

Когда все замерли в идеальной стойке, Романовский подходит к столику, берет ковшичек, делает вид, что зачерпывает из братины, – пить водку на пустой желудок и без закуски никому не весело – подымает ковшичек и провозглашает первую здравицу: «За державного шефа нашего полка государя императора!» Все кричат «ура!». За сим следуют тосты за полк, за батальонного командира и за «почтивших нас своим присутствием» командиров соседних рот. После этого, в качестве старшего офицера в роте, вперед выступаю я и провозглашаю тост «за ротного командира».

Романовскому «ура!» кричат с одушевлением. Он два раза машет рукой, но «ура!» все еще гремит. Наконец все успокаивается, он в последний раз берет ковшичек и приподнятым голосом говорит: «За наших младших офицеров, за фельдфебеля подпрапорщика Новикова, за наш командный состав, за всех вас, братцы, и за всю нашу славную девятую, урраа!» На этот раз раздается «ура!» самое искреннее и самое воодушевленное и продолжается довольно долго. Это «ура!» уже самое последнее, и после него для чинов официальная часть, собственно, закончена. Все они бегут к своим кроватям, снимают парадные мундиры и переодеваются в свои каждодневные зимние верблюжьи бушлаты. Позволить им идти в столовую в мундирах с красной грудью и есть в них борщ, конечно, никакому ротному командиру и в голову бы не пришло. Того и гляди, замажутся.

Через десять минут вся рота уже внизу и стоит за столами. Мы сходим вниз и для виду пробуем пищу. Для торжественного случая сегодня в котел положено два фунта сметаны, а в кашу два фунта коровьего масла. Поэтому борщ, и всегда вкусный, сегодня выходит одно объедение. Предварительно из серебряной братины, откуда черпались тосты, выливается водка и дается унтер-офицерам. Одна бутылка на шесть человек – немного, но для возбуждения аппетита достаточно. Попробовав пищу и посадив людей, мы, офицеры, подымаемся наверх и идем закусывать к фельдфебелю. К закуске приглашается батальонный командир и все гости. Набирается офицеров человек семь.

Жалованье фельдфебеля-подпрапорщика 40 рублей в месяц, плюс большая комната с отоплением и освещением, плюс три солдатских пайка. Жить на это скромно можно, но угощений устраивать нельзя. Поэтому накануне праздника кто-нибудь из нас идет в комнату фельдфебеля, с ним и с женой фельдфебеля обсуждает, что нужно купить, и передает ей собранные между ротными офицерами рублей 15–20. Деньги эти хозяйкой принимаются без всяких лишних церемоний, так как закусочный стол у фельдфебеля в день ротного праздника, стол, который стоит целый день и к которому, после ухода офицеров, подходят фельдфебели соседних рот и его гости, это тоже старая традиция.

Все входят, пожимают руки хозяина и хозяйки и чинно рассаживаются. За столом в гостях никаких «высокоблагородий» уже нет, и гости фельдфебеля и фельдфебель гостей величают по имени и отчеству. По старому русскому обычаю, жена фельдфебеля за стол не садится, а ходит кругом стола и угощает гостей. На столе бутылка белой очищенной, рябиновка и зубровка. На тарелках ломти хлеба, баранина, ветчина, разных сортов колбасы, сыр, селедка, сардинки и кильки. Выпив две-три рюмки, первую поздравительную, вторую за хозяев, и поговорив о погоде, о том, как жаль, что не смогли прийти такой-то и такой-то офицеры, служившие в роте раньше, и о том, как сегодня стройно пели певчие, через 15–20 минут все гости снова пожимают руки хозяину и хозяйке, благодарят за угощение и чинно уходят.

Офицеры 9-й роты, как были в парадных мундирах, идут завтракать в собрание и опять-таки по традиции ротный командир ставит шампанское.

После завтрака офицеры 9-й роты свободны. Бал начинается только в 7 часов вечера, сразу же после солдатского ужина. Но нам с Романовским, в качестве главных распорядителей, придется прийти немножко раньше. На бал форма одежды офицерам – кителя, в предвидении оживленных танцев самые старые, а чинам – гимнастерки. В семь часов в роте все уже готово и все на своих местах. Пришла полковая музыка, конечно, не целиком, полковой адъютант согласился прислать десяток музыкантских учеников. Так как все они умеют играть марш, польку, вальс и кадриль, это все, что нам нужно.

Половина восьмого. Оглядываю бальный зал и с беспокойством убеждаюсь, что кавалеры налицо, а дам нет. Они отсутствуют. Офицеры приглашенные пришли, и музыка для оживления уже два раза сыграла марш. В канцелярии сидит жена Романовского, Л.М. Штейн и еще одна молоденькая офицерская жена. Всего три. И это все. Нельзя же с тремя дамами начинать бал?! Говорю Л.М.:

– Что же мы будем делать, если никто не придет?

А она говорит:

– Не беспокойтесь, придут, вы женщин не знаете. Они всюду всегда опаздывают.

Еще минут через двадцать пришли первые гостьи. Пожилая женщина в ковровом платке и с ней две барышни в шляпках. Приемная комиссия к ним бросилась и отобрала у них билеты, но те прямо прошли в фельдфебельскую комнату. Оказались родственницы Новикова. Барышни все же сказали, что будут танцевать. Еще через несколько времени явились три девицы из офицерского дома. Подождали еще и еще, никто не приходит. Пришлось открыть бал с восемью наличными дамами, и на пять из них хватило офицеров.

Придворные балы начинались с полонеза. Дирижер Азанчевский велел музыкантам играть марш и поставил нас в пары. Еще пар десять составили из танцующих чинов, сказав им, чтоб танцевали друг с другом, как говорилось, «шерочка с машерочкой». После марша танцевали польку, потом вальс, потом кадриль… Азанчевский проявлял максимум энергии, водил кадрильную цепь по всем взводам, кричал и командовал, музыканты изо всех сил дули в трубы и били