Хиппи - Пауло Коэльо

Никого из своих спутников они в холле отеля не встретили, если не считать водителя, читавшего газету. Они спросили, как им перейти мост, ведущий в Азию. Шофер улыбнулся:

– Я так и знал. Когда я впервые попал сюда, сделал то же самое.

И объяснил, где сесть на автобус («не вздумайте идти пешком!») посетовав, что забыл название чудесного ресторана на другом берегу Босфора, где как-то раз обедал.

– Ну, что там слышно в мире? – спросила Карла, кивнув на газету.

Водитель тоже несколько удивился, увидев, что на губах у нее – не только помада, но и улыбка. Что-то явно изменилось.

– Стало немного потише. Для палестинцев, которые – как тут пишут – составляют большинство в стране и готовили государственный переворот, этот месяц навсегда останется «Черным Сентябрем». Так они его называют. За исключением этого, все нормально. Впрочем, я звонил в компанию, и они предложили нам, не трогаясь с места, дождаться дальнейших инструкций.

– Ну и прекрасно, мы никуда не спешим. Нам предстоит открыть для себя Стамбул – а это целый неведомый мир.

– Вам надо посмотреть Анатолию.

– Все в свое время.

По пути к остановке автобуса Пауло заметил, что Карла держит его за руку, будто они в самом деле пара, хотя это вовсе не так. Они болтали на общие темы, радовались, что на небе сияет полная луна, и нет ни ветра, ни дождя – словом, идеальные условия для задуманного ужина.

– Я угощаю! – заявила она. – И мне ужасно хочется выпить!

Автобус въехал на мост, и они в почтительном молчании, словно совершая религиозное таинство, двинулись через Босфор. Выскочили на первой же остановке, пошли вдоль кромки Азии, где стояли пять или шесть ресторанчиков с пластиковыми скатертями на столиках. Они зашли в первый же. И стали созерцать расстилавшуюся перед ними панораму города, где памятники, в отличие от Европы, не были подсвечены – эту задачу взяла на себя луна, заливавшая их волшебным сиянием.

Появившийся официант приготовился принять заказ. Они ответили, что хотят попробовать местную кухню и полагаются на его вкус. Официант явно не привык к такому:

– Но я должен знать, что вы хотите… Здесь обычно все знают, чего хотят.

– Хотим самого лучшего. Такой ответ вас устроит?

Устроил, разумеется. И официант перестал возражать и принял как факт, что пара иностранцев доверяют его выбору. Что, конечно, налагает на него большую ответственность, но и льстит его самолюбию.

– А что будете пить?

– Самое лучшее местное вино. Только не европейское – мы ведь в Азии.

Впервые в жизни они ужинали вдвоем и впервые – в Азии.

– К сожалению, мы не подаем спиртное. Ислам запрещает.

– Но ведь Турция – светская страна?

– Наш хозяин – человек верующий.

Они могли бы пойти в заведение в двух кварталах отсюда и получить там искомое. Но зато потеряли бы этот волшебный вид на Стамбул в лунном свете. Карла спросила себя – сможет ли она сказать все, что хочет, не выпив ни капли. Для Пауло вопрос бы ясен – без вина, так без вина.

Покуда официант ставил в центр стола красную свечу в металлическом стаканчике и зажигал ее, Карла и Пауло хранили молчание, будто впитывая окружающую красоту и хмелея от нее.

– Ну, давай поговорим… Ты сказал, что пошел к рынку, чтобы встретить меня, но тут же передумал. И слава богу, потому что на рынке я не была. Завтра мы пойдем туда вместе.

Карла сегодня была совсем не такая, как всегда, до странности размягченная и нежная. Что с ней? Кого-нибудь встретила и теперь ей не терпится поделиться?

– Начни ты. Ты сказал, что пойдешь искать место, где проводится какая-то религиозная церемония. Нашел?

– Нашел. Хоть и не вполне то, что искал.

– Я знал, что ты вернешься, – сказал безымянный человек, снова увидев перед собой юношу, одетого ярко и пестро. – Думаю, ты получил сильное впечатление, потому что само это место заряжено энергией танцующих дервишей. Впрочем, замечу кстати, любое место на Земле отмечено присутствием Бога: оно ощущается и в насекомых, и в любой песчинке – словом, везде…

– Я хочу изучать суфизм. Мне нужен наставник.

– Тогда ищи Истину. Постарайся все время быть на ее стороне, даже если она будет причинять тебе боль, каменно молчать или говорить не то, что ты хочешь услышать. Это и есть суфизм. Все прочее – не более чем священные обряды, призванные лишь усилить состояние экстаза, а тебе, чтобы выполнять их, придется принять ислам, чего я тебе искренне делать не советую – потому что нельзя становиться приверженцем религии только ради каких-то ритуалов.

– Но ведь кто-то же должен вести меня по дороге истины.

– Это не суфизм. Тысячи книг были написаны о дороге истины и ни одна не объясняет точно, что это такое. Во имя Истины род человеческий совершил самые гнусные свои преступления. Одни люди сжигали других заживо, разрушали до основания целые цивилизации… Тех, кто грешил плотью, изгоняли… Тех, кто искал свой путь, оттесняли на обочину. Одного из них во имя «истины» распяли на кресте. Но перед смертью он успел дать великое определение Истины. Нет, это не то, что в наших глазах непреложно. И не то, что открывает нашим глазам глубины бытия. И не то, что делает нас лучше прочих. И не то, что держит нас в темнице предрассудков. «Истина – это то, что делает нас свободными. Познайте Истину, и она дарует вам свободу», сказал Иисус. Он помолчал и продолжил:

– Суфизм – это не более чем средство сделать тебя зорче, встряхнуть и обновить твой разум и душу, дать понять, что словами нельзя описать абсолют и бесконечность.

Принесли заказ. Карла точно знала все, что скажет Пауло, как знала и то, что, когда придет ее черед говорить, ее слова будут ответом на его.

– Поедим молча? – спросила она.

И вновь Пауло удивился ее нежной сдержанности – прежде она бы поставила в конце этой фразы восклицательный знак.

Да, они не разговаривали за ужином. Ели, поглядывая то на небо, откуда над водами Босфора сияла полная луна, то на лицо сотрапезника, озаренное свечой. И сердца их взрывались, как бывает, когда двое посторонних друг другу внезапно встречаются и, перейдя в другое измерение, оказываются не порознь, а – вместе. Чем больше позволяем мы себе принимать от мира, тем больше и получаем – будь то любовь или ненависть.

Но в эти минуты не было ни того, ни другого. Не было ни внезапного озарения, не чтилась никакая традиция, позабылись и священные тексты, и логика, и философия. Исчезло все.

Они были в пустоте – и она, вопреки своей природе, заполняла все.

Они не спрашивали, как назывались блюда, которые им подали – маленькими порциями на многочисленных тарелочках. Пить местную воду они не отважились и попросили лимонада – это было безопасней, хотя и гораздо менее интересно.