Рыбак - Джон Лэнган

– Я отвращаю плоть свою от Солнца! Я отвращаю разум свой от Солнца! Я отвращаю душу свою от Солнца!

На него налетела еще одна волна, и Райнер остановился, глядя на него, прямо у кромки воды. Тогда Рыбак обратил к нему свой взгляд в последний раз.

– Из сердца ада взываю я к тебе! – крикнул он. – В последний вздох вкладываю я свою ненависть к тебе!

Райнер не стал отвечать ему. Следующая волна, накатившая на Рыбака, почти смыла его в океан, но потом темные воды отступили, издевательски выплюнув его на устланный каменьями песок. Он побелел как снег – как будто океан вымыл из его тела всю оставшуюся кровь. Склонив голову к ожидающей его пучине, Рыбак выкрикнул:

– К тебе иду, Истребитель Сущего! До последнего буду сражаться с тобой! И да буду порван тобой в клочья – так стану частью тебя!

Стена воды обрушилась на него, и Якоб потерял Рыбака из виду в круговерти морской пены. В последний раз поверженный чернокнижник показался уже в десятке ярдов от берега. В хаосе волн трудно было что-то различить наверняка, но Якоб мог поклясться, что видел, как Рыбака схватило множество серебристого цвета рук – не то они держали его, не то насильно тянули ко дну. А потом он исчез окончательно – океан поглотил его.

XXIII

Райнер не стал тратить время на то, чтобы праздновать кончину врага. Пока Якоб и остальные глазели на воду, он развернулся и пошел к берегу. По дороге он наклонился за ножом Рыбака. Взгляд Якоба упал ему на лицо. Белый свет, что был сосредоточен на его чертах, прояснился до такой степени, что их стало почти невозможно различить. Он остановился у тела Анжело, присел рядом с ним. Якоб не забыл о нем, лежащем в луже крови, – его внимание лишь на время захватила гибель Рыбака. Теперь же, встретив незавидную судьбу в темных волнах, он был более не властен над Якобом, оставив того лицом к лицу с человеком, павшим от его руки.

Содержимое желудка Якоба подкатило тяжелым комом к горлу. Склонившись, он блеванул наземь. Слезы выступили у него на глазах, сопли потекли из носа. Анжело, билось у него в голове, я убил Анжело. Но слова не имели никакого веса, ожидаемого от столь важного заявления. Они казались невозможными, более фантастическими, чем это место, чем зверь, поднимавшийся из волн. И все равно, когда он выпрямился, ни один из его выживших товарищей не встал рядом с ним. Итало и Андреа ушли, позволяя Райнеру оценить произошедшее самому и вынести любой приговор, который тот сочтет нужным. Якоб был слаб, его лихорадило. Хоть некое чувство приличия и предполагало, что он должен был смотреть прямо перед собой, у него это не выходило. Он бросал взгляд то на Анжело, то на Райнера. Выражение на сияющем лице последнего нельзя было различить, нельзя было прочесть. Нож рыбака все еще был зажат в левой руке Райнера – скорее даже короткий меч, чем нож. Лезвие широкое, изогнутое, дьявольски острое – Якобу подумалось, что, если такое перережет горло, немудрено будет ничего не почувствовать. Он знал, что ему следовало ощущать вину за Анжело, следовало стоять на коленях и слезно молить о прощении, но ему в ту секунду было просто страшно, не более. Когда Райнер вздохнул и посмотрел на него, Якоб все еще не мог принять, что умрет за поступок, в совершение которого с трудом верил. Он ляжет костьми здесь… рядом с Анжело… и никто никогда не узнает, что с ними стало.

Покачав головой, Райнер окунул сначала нож, а затем и топор в кровь Анжело. Кивнув на топор Якоба, торчащий из Анжело, он тихо молвил:

– Возьми.

Якоб не решился перечить ему. Он наклонился, ухватился за древко, липкое от крови Анжело, и потянул топор на себя. Труп приподнялся и с влажным хлопком выпустил лезвие, упав обратно на землю, в красную лужу, лицом вниз.

Взмахнув обагренным ножом, Райнер подозвал Итало и Андреа и указал им на кровь Анжело.

– Смочите свои топоры, – сказал он.

Они обменялись недоуменными взглядами, но все же послушались его команды.

Значит, эти трое казнят меня, подумал Якоб. Что ж, смысл в этом определенно есть. Если все трое убьют меня, вряд ли кто-нибудь из них проболтается.

Райнер указал ножом на него, и Якоб сжался, готовый выслушать приговор.

– Якоб Шмидт, – провозгласил он, – за смерть этого мужа приговариваю тебя к жизни.

– Но… – Он не поверил своим ушам.

– Хочешь сказать, у тебя был другой выбор? – снисходительно спросил Райнер, и Якоб отчаянно замотал головой.

– Вот и славно. Бери топор и подключайся к работе, нам нужно разрубить оставшиеся тросы. Сейчас дело пойдет легче – кровь всякому лезвию придает сил. Но лучше бы нам тут надолго не задерживаться. Будьте все очень осторожны – помните, что случилось с Рыбаком.

Обменявшись короткими кивками, они все приступили к делу.

XXIV

Рыбак исчез, но веревки все еще трепетали под воздействием некой энергии. Пальцы Якоба прилипли к древку топора, когда он взялся за него. Воздух над проделанным им в тросе зазором коробился и размывался, крючки с обеих сторон вытягивали его в прямую линию, как будто намагниченные невидимыми токами. Стараясь не держать в уме выражение предсмертной муки, застывшее на лице Анжело, Якоб занес над тросом топор.

Удар раскроил трос надвое. Тот порвался с оглушительным звуком и взмыл вверх, заставив Якоба быстро отбежать на полдюжины шагов назад. Вырванная силой горсть рыболовных крючков свистнула во все стороны; один из них ужалил Якоба в правую щеку, чуть пониже глаза. Вскрикнув, он запоздало прикрылся руками.

Воздух кругом наполнился свистами и хлопками. Веревки Рыбака не желали сдаваться, будто живые. Одна из них, оборвавшись, с силой била по волнам. Другая захлестнула один из могучих пней и вгрызлась в древесину своими крючками. Третья извивалась из стороны в сторону, как раненая змея, – Итало еле-еле успел пригнуться. Четвертая, обрубленная Якобом, плашмя упала наземь и медленно поползла к берегу. Последняя веревка была укреплена слева, рядом с бурлящим потоком. Бросив топор, Райнер приблизился к ней и, сжав в обеих руках нож рыбака, расколол ее. Якоб вздрогнул, когда та лопнула. Закручиваясь прямо в полете в спирали и петли, трос рванулся к потоку и затерялся в его переливах и брызгах.

Со звоном в ушах Якоб присоединился к Итало и Андреа, чтобы дождаться Райнера. Никто из них не удостоил его взгляда. Когда Райнер поравнялся с ними, Итало топором махнул за ручей – туда, где еще один набор тросов приковывал титанического зверя к земле.

– Что насчет них? – спросил он неестественно громким голосом – его слух тоже был притуплен звоном разорванных веревок.

– Ну, – ответил Райнер полушутливо, – если есть желание поплавать – дерзай.

Итало нахмурился. Плавать, понятное дело, у него желания не было – да и кто знал, что могло в ручье водиться, – но раз уж рубка канатов на этом берегу была достаточно важна, чтобы рисковать и жертвовать жизнями, то, надо думать, веревки с другой стороны были не менее значимы.

Райнер склонился над Анжело. Взяв его за плечи, он перекатил тело на спину. Глаза Анжело были открыты – смерть наполнила их величайшей отстраненностью. Райнер закрыл их, уложил руки Анжело по швам, выпрямил ему ноги.