Ящик Пандоры - Марина Юденич

В последующем же, как известно, Татьяна и вовсе отлучена была от Вандиных звонков, дел, поручений, важных и второстепенных, которым, по существу, отдала несколько лет своей жизни, да и, собственно, от самой Ванды. Началась совершенно новая ее жизнь, но это была совершенно другая история.

Нынешний звонок был как раз отголоском той, прежней, навсегда потерянной жизни. Звонил компьютерщик, который очень давно, целую вечность назад, составлял для Ванды какую-то программу, предназначенную для пущего удобства работы с постоянными клиентами. Связь между ними, то есть между Вандой и компьютерщиком, осуществляла, естественно, Танька, и потому у него имелись все ее телефоны, включая старый домашний. Теперь компьютерщик, разбирая свои архивы, обнаружил почему-то оставшийся у него список тогдашних клиентов Ванды с телефонами и, конечно, решил немедленно вернуть его владелице, однако тревожить саму великую Ванду не решился, а стал разыскивать ее секретаря — Таньку. Большинство, а вернее, все бывшие Танькины телефоны сменились, и, уже теряя надежду, честный компьютерщик набрал последний номер в списке: это был телефон старой Танькиной квартиры, где по сей день жили ее мама с сестрой и заметно подросшей племянницей. Словом, он таки разыскал ее, правда, через маму, и через маму же поинтересовался, как можно возвратить нечаянно присвоенный список.

Сначала Танька возмутилась.

— Черт побери! — кричала она в трубку уже привыкшей к нынешним истерическим состояниям дочери и терпеливо ожидающей вразумительного ответа маме. — Меня что же, теперь до самой смерти будут считать ее секретаршей? Почему я обязана тратить свое время на какие-то ее заплесневелые списки? В конце концов, еще не известно, кто из нас теперь более занят, и вообще, кто она такая, что я должна помнить ее до конца своих дней и служить у нее на побегушках?

— Я могу просто сказать этому человеку, что ты больше у нее не работаешь, — спокойно выслушав тираду, предложила мама.

Но Танька взорвалась снова:

— С какой это стати? Она что, платит тебе за это? Между прочим, услуги секретаря на телефоне нынче очень даже дороги…

— Хорошо. Я скажу этому человеку, чтобы он больше мне не звонил, а его координаты, которые он для тебя оставил, выброшу. Это тебя устроит?

— Мне вообще наплевать. Можешь оставить себе и повесить в рамочку над кроватью.

— Если ты хочешь просто покричать, то покричи, пожалуйста ровно столько, сколько, тебе необходимо, — спокойно и даже ласково ответила Таньке мать. Как это было ни странно, но почему-то теперь она понимала дочь намного лучше, чем когда-либо, и Танька гнала от себя мысль, что это является всего лишь следствием обильных подачек из кормушки Подгорного.

— Кричать на тебя мне вовсе не хочется, — неожиданно вяло отозвалась Татьяна.

Пыл ее действительно как-то сразу весь вышел. В конце концов, все эти ее вопли были довольно смешными и жалкими. Самым забавным было то, что Танька отлично отдавала себе в этом отчет, даже в тот момент, когда выкрикивала гневные, глупые вопросы-обвинения. Во-первых, Ванда не могла их слышать. А во-вторых, она ведь не имела к этому ни малейшего отношения и наверняка думать забыла о каком-то компьютерщике, да и программу ту давно сменила на более современную: Ванда со сложной техникой была на ты и старалась не отставать от технических веяний времени. К тому же у Татьяны вдруг мелькнула мысль, что этот самый список, может, не такая уж зряшная бумажка, тем более в нынешнем ее положении.

— Ладно, извини. Он что, оставил свой телефон?

— Да, даже несколько номеров: домашний, рабочий, пейджер… Будешь записывать?

— Диктуй.

Компьютерщик отозвался почти мгновенно, стоило Татьяне отправить сообщение ему на пейджер — откладывать встречу она не стала. Мелькнувшая в голове случайная вроде мысль теперь пульсировала в сознании все сильнее. Разумеется, все могло оказаться просто случайностью, но если взглянуть на ситуацию с другой стороны, как всегда учила Ванда, то выходило нечто весьма прелюбопытное. Получалось, что ее относительно новая и даже не вполне оформившаяся идея сделать следующий рывок в их долгом спринтерском противоборстве с Вандой, о существовании которого, правда, та и не догадывалась, получала вдруг неожиданную, но весьма значимую, да что там значимую — символическую! — поддержку со стороны неких неведомых, но от этого не менее реальных и могущественных сил. «Нас окружает очень тонкий и по большей части еще не познанный нами мир», — утверждала все та же Ванда, самым решительным образом отметая попытки отнести необъяснимые явления, связанные с деятельностью человека и его психическими состояниями, к категории паранормальных, мистических проявлений — и, стало быть, отказаться от того, чтобы принимать их в расчет в своей практической работе.

Теперь мысль о том, что именно этот тонкий и непознанный мир таким неожиданным образом благословляет ее на осуществление давно задуманного и выстраданного плана, все более овладевала Татьяной, заполняя сознание полностью и становясь нестерпимой желания проверить достоверность этого предположения и, конечно же — в этом не было у Татьяны уже никаких сомнений, — убедиться в его абсолютной справедливости.

На встречу с компьютерщиком она летела, как на самое желанное свидание, считая минуты и нещадно подгоняя стрелки часов.

Два тонких листка, испещренных мелким компьютерным шрифтом, оказались в ее руках уже через пару часов после звонка матери, а еще через полчаса, плотно закрыв за собой дверь своей комнаты, Татьяна дрожащими пальцами разложила их на поверхности стола и углубилась в изучение.

Процесс не занял у нее много времени и не принес желаемого результата. Впрочем, спроси кто Татьяну сейчас, какого именно результата ожидала она от этого давнего и действительно, как в запале кричала она матери по телефону, несколько заплесневелого списка, вряд ли нашелся бы у нее вразумительный ответ. Даже для себя не могла сформулировать она, на что, собственно, рассчитывала, когда с колотящимся сердцем мчалась на встречу с компьютерным мальчиком из датского пошлого. Вернее, ответ был, и он укладывался в одно короткое слово «чудо», однако далее все было подернуто дымкой радужного тумана, в который это самое чудо куталось, как в сумрак летнего вечера.

Однако после того, как Татьяна внимательнейшим образом и не один раз изучила содержание давнего списка, туман не рассеялся и чудо не проступило во всей своей красе, с мельчайшими деталями, полутонами и оттенками, а главное — с подробным указанием, как и что делать дальше. Вот, собственно, в чем остро нуждалась теперь Татьяна и в чем ей самым обидным образом было отказано, как ребенку коварно и унизительно отказывают в желаемой конфете, протягивая вместо нее повторяющий лакомую форму, но пустой фантик. Бытует среди глупых людей такая злая шутка, и Татьяна почувствовала, что именно таким образом некто сейчас пошутил с нею. Первым желанием после этого было изорвать проклятые листки в мелкие клочья, расшвырять их по комнате, а потом, укрывшись с головой в мягкие полушки дивана, долго истерически рыдать, выкрикивая адресованные непонятно кому — а чаще всего ни о чем не ведающей Ванде — проклятия.