Гиль-гуль - Елена Некрасова

Юнь-цяо расправляет челку и со всей силы прижимает ее ко лбу, как будто хочет приклеить… «Почему он намекал, что я могу подольше остаться в Лучжоу? Хочет избавиться? Но зачем… тогда зачем он дал мне эту роль?» Юнь-цяо знает, что глупо рассуждать о том, что и зачем делает старый Сяо… Неужели хочет всех распустить? Да нет, ерунда… он бы сказал. Никакой соразмерности — лицо широченное, отрезать бы по цуню[40]с каждой стороны… а рот как у куклы. Ротик… «Надо же, какой маленький ротик у девочки!» А некоторые думают, что она его специально втягивает… Но почему он перестал делать ей замечания? Она же чувствует, что у нее не выходит… Синь-лань поправляет, а ее нет… все это странно. И это упражнение… думать о себе в третьем лице… полгода она уже думает, а дальше что?

Юнь-цяо заплетает по бокам косички, стараясь прикрыть ими щеки, да… хоть такая прическа, хоть сякая… лучше ничего не менять… Остаться в Лучжоу?! Дед же прекрасно знает, что в самом Лучжоу у нее никого нет… что он имел в виду? Жить вместе с отцом в этой коммуне… как ее? «Красного флага». В этом общем бараке? Ужас, что она видела… В фасолевом супе плавали белые жирные червяки, и неудивительно, ведь они там повсюду… Юнь-цяо передернуло: она опять вспомнила всю эту картину. Пиала с рисом, из которого вылезла мохнатая гусеница… ими усеяна вся земля… они падают с неба… особенно там, где деревья… хотя цветущие яблони, опутанные блестящей белой паутиной, выглядят потрясающе. Как будто коконы гигантских насекомых, прямо дух захватывает… но яблок в этом году им не дождаться, червяки все сожрут… но когда она нашла червяка в волосах… сдохнуть можно. Ужас. Подниматься с воем сирены, в столовую — по свистку… такого она еще не видела… Говорят, вся эта мерзость расплодилась, потому что нет птиц… И главное, во всей Сычуани такое… и в Гуйчжоу, там даже еще раньше началось. Ладно бы только в деревнях, в городе тоже все в паутине… в реке вон их сколько плавало… А если и у нас?! Нет, этого она не вынесет…

Выйти постоять на палубе? Лучше не надо, там ветер, вся прическа растреплется… ну что же — она красавица, насколько это возможно, так, что там дальше… Не уметь выбрать правильный момент для созерцания и не оказать цветам должного уважения — значит навлечь на себя позор. Зимними цветами следует любоваться, когда небо проясняется после снегопада. Лучше всего это делать в новолуние, в уединенном домике. Цветы весны нужно созерцать при свете солнца, сидя в прохладный день на террасе. Летние цветы смотрятся всего лучше после дождя, при свежем ветре, в тени могучего дерева или на берегу бурного потока. Цветы осени прекраснее всего в лучах закатного солнца и в сгущающихся сумерках, близ ступенек крыльца, на дорожке, поросшей мхом…

* * *

Так-так… так… и что же это значит? Он поедет в Москву в конце мая, на две недели… а ей дают отпуск, это хорошо… но десятого июня ей необходимо прибыть в Пекин, билет ей оплатят туда и обратно… обратно… что значит проверка служебной деятельности? Какая у нее может быть деятельность? Деятельность… слово-то какое…

От управления до главного причала десять минут ходьбы, а если идти таким шагом, то и все пять… А пароход Юнь-цяо еще через полчаса… это по расписанию. Даже если придет вовремя, то пока пришвартуется… Надо где-то… в Ботанический сад — далеко, в центр сейчас неохота… придется погулять по набережной, но там, подальше… можно и в театр… заодно расспросить старика… хотя нет, она пойдет к нему завтра, сегодня что-то не то… и зачем ей так срочно понадобилось теткино письмо? Завтра можно забрать… вот книги, конечно… но что-то не верится, что ей передадут книги… Сначала Мао, теперь еще эта крыса, его жена… надо же такое придумать…

Во весь торец трехэтажного дома красовался портрет Цзян Цин в наглухо застегнутом армейском френче. Но поверх френча, с левой стороны, было нарисовано красное пылающее сердце, рассыпающее фонтаны искр. Жена Председателя стояла с гордо поднятой головой, протягивая вперед руки, причем довольно хищно… как будто хотела схватить какого-нибудь зазевавшегося прохожего, а надпись гласила: «Чтобы сделать большой скачок во всех областях, оседлайте ветер и пробивайтесь через волны!»

Сян-цзэ прибавила шагу. Пекин… конечно, в лучшем случае ее уволят, а в худшем… отправят исправляться в народную коммуну, повсюду теперь эти коммуны… или это еще не в худшем? Ей вдруг вспомнилась загадочная история с Ян Фанем, начальником Управления безопасности Шанхая… его тоже вызвали в Пекин для служебной проверки, и все… так и пропал, никто его больше не видел… и до сих пор неизвестно, куда его подевали… но это бред! Ян Фань и она… это бред. К тому же она-то командирована сюда из Пекина, там все начальство… может, и правда вдруг придумали проверку всех сотрудников… Все равно она чувствует, что назад уже не вернется… Что за толпа, почему они все не на работе? Впереди, под зажигательный бой барабанов, ярко одетые люди танцевали янгэ… какая тьма народу… Мао уплыл, а они все пляшут и пляшут.

Сян-цзэ свернула с набережной в переулок — чуть повыше есть скверик, где можно посидеть на скамейке, милый такой скверик среди домов, безветренный… Ян Фань был шанхайской знаменитостью, раскрыл покушение на мэра Чэнь И, но кому-то помешал… кому она может помешать? «Мы вытащим затаившихся эксплуататоров из их вонючих нор!» — заявил вчера Мао… так что… Птички? Надо же… как интересно.

В скверике собрались владельцы певчих птиц, да… правильно облюбовали скверик. Десятка три клеток было расставлено на скамейках, на земле, на принесенных из дому стульчиках, развешано на деревьях… сколько их… Надо же, она совсем не разбирается в птицах… вот это, видимо, канарейка… да, верно? Угадала… А это? Певчий дрозд… Где-то должен быть, наверное, соловей… такой серенький… Хозяева птиц в основном пожилые люди… и очень пожилые… Соревнование птиц пока не началось, зато запели хозяева. Подстелив газету, старик в бесформенном ватнике грузно взобрался на скамейку и неожиданно мощным басом грянул арию Бориса Годунова… а через минуту из противоположного конца сквера послышались игривые переливы тенорка — сопровождая пение смешными ужимками, кто-то вошел в роль Фигаро… еще один исполнитель распевался под деревом, желая вскоре удивить публику арией Мефистофеля, но его басок явно уступал «шаляпинскому» напору старика в дырявом ватнике… Птички, старички… Все скамейки заняты, надо возвращаться… это милое собрание отчего-то не вызывает умиления, хотя должно бы, наверное… на фоне всего остального… что-то не так… Сворачивая с набережной в этот переулок, она видела, как вдали показался пароход «Карл Маркс»… теперь он, наверное, уже подходит к фарватеру, минут через двадцать-тридцать можно встречать Юнь-цяо…

Но если сейчас, пока еще ничего не произошло, пока ее не уволили… разве она не имеет права съездить в Москву… на время отпуска? Ей должны выдать экскурсионную визу, причем здесь же, в Ханькоу… нет никаких причин для отказа… она работает… наверняка ей дадут эту визу…

* * *

…и вот я врываюсь к старикану и требую, чтобы он мне сказал всю правду… Было или не было? И я уже чувствую его эту наглую усмешечку… обычную… и скажет что-нибудь эдакое… «А ты как думаешь, это было или нет?» или там… «Наверное, это все птичка… может быть, это она? Стала наконец-то человеком и видишь, что натворила, но ты же сам этого хотел…» Точно ответит чушь и ничего мне не скажет… или про хвост, или что я потерял свой сук, выставит дураком и все… совершенно бесполезно с ним связываться. Вот если бы понять зачем… Зачем — как раз понятно, старика забавляет выделывать разные штуки с людьми, Сян-цзэ и не такое рассказывала… но в моем случае… он же преследовал какую-то цель? Показать, чего стоят все мои принципы? Разлучить нас? Или наоборот… заставить действовать… или просто разыграл — и все? Не смог удержаться… раз у него это так хорошо получается. Все любят делать то, что у них хорошо получается, зачем отказывать себе в удовольствии? Вот Котов всегда участвует в самодеятельности… а его жена вышивает крестиком собачек… А Мао переплыл Янцзы на глазах у изумленных трудящихся… потому что хорошо плавает. Я вот тоже… заядлый рыболов, а к охоте совершенно равнодушен… Но с другой стороны, если кто-то любит грабить и убивать, он преступник… и не могу же я врезать Шувалову, хотя у меня прекрасно бы получилось… и даже руки чешутся… А Сяо Юй считает, что ему все можно… не понятно, как быть… идти еще туда, пытаться что-то… Ему же наплевать, что я уже почти выздоравливал, а теперь опять еле живой… Прошелся по мосту, так чуть ветром не сдуло… с утра еще ничего, а к вечеру такая слабость, только бы до койки… и обязательно грелку под пятки, докатился… И все-таки.