Юстиниан. Великий законодатель - Джордж Бейкер

Как он, вероятно, и ожидал, Нарсес показал свой характер. Возражая против этой схемы, казначей императора не согласился с принципом концентрации сил на двух направлениях. Нарсес был готов согласиться с другим планом, по которому он получит независимое командование войсками, действующими против Эмилианской провинции и Равенны, а Велизарий займется Миланом и Ауксимом. Таким образом, по его мнению, удастся изменить положение, нейтрализовав главные силы готов в Равенне.

Однако Велизарий не был склонен принимать схему, предусматривавшую распыление сил и разделение командования. В подтверждение своего мнения он продемонстрировал совещанию памятную записку, недавно направленную Юстинианом высшему командованию в Италии. В своем письме император подчеркивал, что, присылая в Италию Нарсеса, он не намерен предоставлять ему права командующего. Как и до этого, Велизарий отстаивал свое единоначалие; в интересах государства все нижестоящие военачальники должны были подчиняться только ему.

На это Нарсес дал поистине замечательный ответ. Он заявил, что не считает план Велизария составленным в интересах государства и поэтому оставляет за собой право не согласиться с ним.

О том, как Велизарий отнесся к такому ответу, можно судить по его дальнейшему поведению. Он не заковал Нарсеса в железо и не изгнал его из Италии. Совершенно очевидно: Велизарий понял, что ответ Нарсеса продиктован из Константинополя. Велизарий начал действовать так, словно интерпретация меморандума Юстиниана, данная Нарсесом, была правильной, и ему удалось избежать ссоры. Буксующее и несовершенное сотрудничество двух командующих продолжалось целый год.

Политика, проводимая императорским казначеем, привела к нескольким серьезным последствиям. Первое заключалось в том, что, хотя Велизарий послал в Милан для снятия его осады столько воинов, сколько сумел набрать, численность войска оказалась недостаточной для выполнения поставленной перед ним задачи. Командовавшие им Мартин и Улиарий не отважились перейти По и довольствовались тем, что наблюдали за событиями с безопасного расстояния. Мундил посылал к ним гонцов, убеждая выступить, но Мартин и Улиарий, не скупясь на обещания, не ударили пальцем о палец.

Промедлив и упустив самое драгоценное время, они написали Велизарию, что освобождение Милана имеющимися в их распоряжении силами совершенно невозможно. Посылать такое письмо Велизарию было не слишком тактично. Он привык делать невозможное как часть своей рутинной работы и ожидал, что его командиры будут поступать точно так же. Командиры попросили направить к ним Иоанна и Юстина, которые в это время воевали в Эмилии под командой Нарсеса. Иоанн и Юстин отказались подчиниться приказу Велизария. Для подтверждения приказа потребовалось обращение к Нарсесу. Когда приказ был утвержден, Иоанн сказался больным, и выполнение операции повисло в воздухе.

К этому времени жители Милана, чтобы выжить, начали есть собак и мышей. Но, несмотря на это, они продолжали держаться. Готы направили Мундилу условия капитуляции. Мундил был готов сдаться, если условия капитуляции коснутся и мирных жителей. Готы отклонили это требование. Они намеревались примерно наказать непокорных обитателей Милана. Город расположен недалеко от франкской границы, и можно предположить, что такое жесткое отношение готов было продиктовано франкским влиянием. Мундил твердо держался своего и требовал, чтобы интересы горожан были включены в условия сдачи гарнизона. Подчиненные Мундила придерживались на этот счет противоположного мнения. Они предлагали сдаться на условиях, предложенных готами, без оглядки на этические проблемы, которые, по их мнению, слишком сильно волновали Мундила.

Готы выполнили свои обязательства по заключенной сделке. Гарнизон был в целости и сохранности выпущен из города. Милан же был взят штурмом. Взятие Милана сопровождалось такими же мерзостями, какими позже сопровождалось взятие Магдебурга. Бургундцы в большей степени, чем готы, несут ответственность за самые отвратительные проявления жестокости в этом событии. Прокопий полагает, что было истреблено все мужское население Милана, без малого триста тысяч человек. Женщины в качестве платы за содействие попали в руки бургундцев. Сенаторов и священников убивали в церквах. Репарат, преторианский префект Италии, брат римского папы, был изрублен на куски, которые скормили псам. Все строения города, которые враг мог разрушить, были разрушены. Лигурия номинально снова стала готским владением, но на деле там была установлена власть франков. Франкский король очертил свою южную границу красной линией. Теперь не было никаких сомнений в ее отчетливости.

Взятие Милана стало моральным потрясением даже в ту эпоху, когда такие деяния были в обычае и общество было мало чувствительно к проявлениям жестокости. Взятие города оказалось не столь эффективным, каким могло быть из-за того, что готы и франки перешли границы, дозволенные тогдашним общественным мнением. Велизарий отказался от встречи с военачальником Улиарием, которого считал ответственным за бездействие, приведшее к потере Милана. В донесении Юстиниану Велизарий не выбирал слов для выражения своего мнения. Падение Милана он объяснял всецело разделением военного командования. Этого никогда бы не случилось, если бы он, Велизарий, сохранил командование, которое, как он предполагал, было всецело доверено ему.

Юстиниан отозвал Нарсеса и недвусмысленно подтвердил единоначалие Велизария. Но ошибку, которую успел допустить император, было не так легко исправить.

Комета — «рыба-меч», которая появилась в небе в 539 году, была не праздным предвестником беды. Хотя авторитеты (что не вызывает удивления) расходились во мнениях относительно ее значения, было трудно сомневаться в том, что случившиеся ужасы не были связаны с появлением кометы. Падение Милана стало первым звеном в цепи катастроф. С улучшением погоды огромная гуннская армия перешла Дунай. Всю весну и лето гунны хозяйничали в иллирийских провинциях, опустошая и грабя страну. Гунны взяли тридцать две крепости, прошли в Фермопилы и произвели опустошения в Северной Греции. Перейдя Босфор, они проникли в Азию и награбили там столько, сколько смогли унести с собой, Уходя, гуннская орда увела с собой сто двадцать тысяч пленных. Так, во всяком случае, утверждает Прокопий. И даже если мы предположим, что он преувеличивает, надо помнить, что тем, кто пережил весь этот ужас, казалось, что его невозможно преувеличить никакими словами.

Сын старого Кобада, молодой и энергичный Хосру Аношарван, новый персидский царь, с большим вниманием следил за политикой, которую Юстиниан проводил на Западе. Персу не нравилась эта политика. Он считал, что попусту теряет время, праздно глядя, как Юстиниан восстанавливает древнюю мощь Римской империи. Весной 539 года он встретился со своим главным приспешником на арабской границе сарацином аль-Мундхиром. Персидский царь заявил аль-Мундхиру, что желает войны, и предоставил тому изобрести повод.

Аль-Мундхир блестяще справился с поручением, ибо повод, который он состряпал, был поистине гениальным: он ввязался в ожесточенный спор со своим соседом, проримски настроенным Гаритом. Поводом для территориального спора послужили бросовые, никому не нужные пастбища. Для разрешения спора обратились к Юстиниану, и император прислал двух арбитражных судей для разрешения конфликта.