Я всегда остаюсь собой - Йоав Блум

– Не проблема, – ответил он. – Не открывайте дверь никому, кроме Иоганна Себастьяна Баха.

Он подошел к двери и снова обернулся к нам.

– А пока – до свидания, – сказал он и протянул руку, – Тамар Сапир.

Она пожала его руку. Тогда он протянул руку и мне:

– Дан Арбель.

Я пожал его руку.

– Это точно ваше настоящее имя? – спросил он.

– Да, – ответил я, несколько изумившись. – А что?

– Ничего, – сказал он и хрипло добавил: – Просто чтобы знать наверняка. Когда я пришел, она сказала, что она Кармен, знаете ли.

– Я – это я.

Он кивнул, глядя на что-то, что было у меня за спиной.

Потом открыл дверь и вышел, закрыл ее за собой, не проронив больше ни слова.

14

Минут сорок спустя кто-то трижды постучал в дверь.

Мы с Тамар к тому времени успели досмотреть лекцию Кармен почти до конца.

Было довольно очевидно, что содержание лекции разжевывалось, объяснялось простыми словами для широкой аудитории. Уильямсон говорила о том, как по системе действий можно определить тенденции, о попытках вычленить из огромного массива данных, который выглядит как полный хаос, связи между вещами, сведения о том, что было причиной, а что – следствием. Она медленно торила путь, говорила певучим голосом, в глазах ее почему-то было смущение, пока она приводила примеры из разных областей: вирусные эпидемии, голосование на референдумах, языковой анализ поиска в интернете. Обмены или приступы прямо не упоминались. В некоторых частях лекции она слишком часто моргала – волновалась и избегала смотреть в камеру.

В те редкие моменты, когда она все же смотрела в камеру, между объяснениями о статистических дополнениях к дефектным базам данных и еще одним трехмерным графиком, который отражал тенденции движения пешеходов в часы пик в мегаполисах мира, было очевидно, как велика разница между ней и Тамар.

Кармен Уильямсон была мягкой, как сливки, которые томно расплываются по сладкому профитролю. Тамар была как жареный миндаль, который взрывается у вас во рту, и вы неожиданно для себя обнаруживаете внутри орешка каплю меда. Уильямсон состояла из окружностей и дуг, Тамар – из углов и выступов. Наблюдать за Уильямсон – как смотреть в светлое прозрачное озеро, настолько прозрачное, что можно увидеть точку где-то на дне, в глубине, в которой пузырится раскаленная лава. Тамар была как большой ворох веток и колючек – только если вы наберетесь терпения и будете тихо ждать, вам удастся услышать, как внутри щебечут три птенчика, ждут, пока мама снова будет их кормить.

Тело Кармен не особенно подходило Тамар – вдруг я это заметил. И все же действительность сильнее, чем то, что должно быть, и уже сейчас было видно: после того как Тамар оставила попытки двигаться как Кармен, ее угловатая душа стала делать движения Кармен более острыми – локти, подбородок, уголки глаз. Когда Тамар открыла рюкзак, который я принес, и своими резкими движениями стала вынимать оттуда бумаги, что-то во мне радовалось тому, как ее душа сливается с новым телом, но одновременно я сожалел, видя, как из этого тела уходят жесты Кармен.

– Что мы, в сущности, ищем? – спросила она меня, вынимая листы и раскладывая их на кофейном столике.

– Понятия не имею, – ответил я, – статьи, интересные примечания, письма, графики.

– Вот график, – сказала Тамар и разложила на столе нечто, что выглядело как чертеж высокотехнологичного теннисного мячика. Где-то я его уже видел. Где же?

Она вынула из сумки мой внешний диск.

– Что там? – спросила она.

– Ничего, – ответил я. – Я хотел скопировать туда разные файлы с ее компьютера, но увидел, что было на экране, потом пришла эта журналистка – и я забыл об этом. Спешил сюда.

– Вот еще одна статья. – Она вынула скрепленную пачку листков. – Что это значит, черт возьми? «Четырехмерный анализ преобразования Глэйсера при приступах по всему миру»?

– Не знаю, но тут есть слово приступ. Может быть, это стоит прочесть.

– «Определение точек экстремума тенденций обмена».

– Выглядит интересно.

– Эта таблица? Заголовок – «Возможные квантовые завихрения при приступах в тысяча девятьсот девяностых – двухтысячных годах».

– Нам придется попробовать это прочитать.

– «Циркуляр для штатных сотрудников, тема – новые правила парковки. Паркинг „Гольдшмит“»?

– На это явно можно забить.

Тамар покачала головой и встала:

– Я хочу кофе. Тебе принести что-нибудь?

И тут в дверь три раза постучали.

Мы посмотрели друг на друга. Наш телохранитель. Видимо. Что-то в этих словах нам вдруг показалось странным.

– Минуту! – крикнул я.

Тамар снова уселась, закусила губу. Я подошел к двери.

– Кто там? – снова крикнул я.

– Иоганн Себастьян Бах, – ответил мужчина из-за двери.

Я посмотрел на Тамар.

– О’кей, – сказал я. Глаза Тамар были широко распахнуты. Она отрицательно покачала головой.

– Что случилось? – спросил я ее беззвучно, одними губами.

Она встала, подошла ко мне, взяла меня за руку и отодвинула немного в сторону.

– Нутром чую недоброе, – прошептала она.

– Это не твое нутро, – прошептал я. – Может, в этом дело?

– Нет-нет, – прошептала она.

– Дан? Дан Арбель? – сказал мужчина из-за двери.

– Сейчас, – откликнулся я. – Только… подождите секундочку.

– Подожди. Мы доверяем ему?

– Мы разве не определились? – прошептал я в ответ. – Что тебя напрягает?

– Интуиция, так пойдет?

– Мы не можем ориентироваться только по инту…

– Что-то в нашей беседе меня напрягло. Со Стоуном, – сказала она. – Я хотела поговорить об этом, как только он ушел, но забыла. Что это было?

В дверь снова постучали.

– Минуту, – крикнул я.

Она подняла палец, давая понять, чтобы я замолчал. Закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Звонок, – сказала она наконец.

– Он не звонил, – сказал я. – Он стучал в дверь.

– Звонок Стоуна. Почему мы не слышали звонка, когда он обменялся обратно? – сказала она. – Все время я чувствовала, что что-то там не клеится, но не могла понять, что именно. Когда эта самая Сильвия ушла, а Стоун вернулся в свое тело – почему мы не слышали, чтобы его браслет звенел, как во время двух предыдущих обменов?

Я перевел взгляд на дверь.

Снова постучали, на этот раз сильнее. Тамар подошла к столу, взяла циркуляр для штатных сотрудников на тему новых правил парковки на паркинге «Гольдшмит» и сложила вдвое.