Клиническая ложь - Ирина Градова

– Тогда почему он так напуган?

– Причин может быть множество. К примеру, в нашей базе его нет, но это вовсе не означает, что он чист. Во-первых, не все сведения о преступниках доступны в централизованном порядке…

– Судя по его возрасту, если он и сидел или проходил по каким-то делам, то случилось это недавно. В последнее время, насколько я понимаю, вся информация заносится в электронную базу?

– Хорошо, а как насчет такой версии: он раньше не привлекался, но что-то все-таки натворил и теперь опасается последствий? Этот вариант вы рассматривали?

– Да, но…

– Но что?

– Ну не похож паренек на бандита, что хотите со мной делайте!

– Почему именно – на бандита? Может, он какую-то мелочь… С другой стороны, – тут же перебила сама себя Алла, – почему он тогда так сильно боится?

– Вот именно!

– Ладно, что вы хотите, чтобы я сделала?

– Поговорите с ним!

– Но вы же уже разговаривали!

– Да, но я не умею допрашивать людей так, как это делаете вы, Алла Гурьевна!

– Да ну? А мне казалось, что у вас отлично выходит: порой вы приносили мне такую информацию, какую не сумел бы добыть ни один из моих коллег!

– Мне не нужны ваши коллеги, мне нужны вы.

Ах, как же Алла мечтала услышать эти слова, только в несколько ином контексте!

– Хорошо, поговорю, – улыбнулась она. – Но вы, сдается мне, не закончили? Давайте, Владимир Всеволодович, выкладывайте, что вы еще недоговорили!

– Ну-у… Ладно, у меня и в самом деле есть вопрос. Скажите, Алла Гурьевна, допустим, на человека совершен наезд – должно ли быть возбуждено уголовное дело?

– На пешеходном переходе? Или ваш знакомый нарушил правила?

– Ни то ни другое: все случилось в парке, и наезд совершил велосипедист.

– А пострадавший?

– Сломал шейку бедра.

– Велосипедист ему помог, вызвал «скорую»?

– Нет, он скрылся с места происшествия.

– Это отягчающее обстоятельство, но если потерпевший не погиб… Послушайте, Владимир Всеволодович, мы же не гипотетически разговариваем, да?

– Отнюдь. Случай имел место быть, но уголовное дело не возбудили. Это нормально?

– Всякое случается. Если пострадавший договорился с велосипедистом полюбовно…

– Он не договаривался, а мужика на велике так и не нашли. Вернее, никто и не искал: решили, раз дедушка пожилой, ему могло привидеться, почудиться…

– Вы беседовали с потерпевшим?

– Он умер.

– В результате случившегося?

– Кто ж теперь скажет?

– Имя и фамилия потерпевшего?

– Аркадий Андреевич Рукояткин.

Алла достала блокнот и записала данные.

– Я постараюсь что-нибудь разузнать, – пообещала она. – Он ваш друг?

– Ну… скажем так – друг друга.

– Ясно. Еще чаю?

Некоторое время они болтали, и это было упоительно! Мономах описывал последние случаи из своей практики, а Алла, в свою очередь, поведала ему о деле, которое ведет, – без лишних подробностей, само собой.

– Так вы нашли вторую девушку? – спросил Мономах. – Соседку погибшей?

– Пока нет. Она выписалась со старого места жительства, но мы не знаем, где она теперь прописана. Возможно, из-за путаницы с документами, ведь дело недавнее – не исключено, информация где-то зависла. Но мы обязательно ее отыщем!

Зазвонил телефон, и Мономах увидел на экране странный незнакомый номер.

– Я говорю с Владимиром Всеволодовичем Князевым? – раздался в трубке вежливый, приятно грассирующий голос.

– Да, – ответил заинтригованный Мономах. Ему иногда звонили пациенты: хоть политика больницы и не допускала раздачу личных номеров врачей, они как-то умудрялись иногда их заполучить. – А я с кем…

– Меня зовут Борис Ильич Горин.

– Вы – душеприказчик Рукояткина!

– Верно. Вы мне звонили, и, я так понял, дело серьезное?

– Дело в том, что ко мне случайно попал Капитан.

– Что значит – случайно попал?

– Честно говоря, мне сейчас не вполне удобно говорить…

– Я приезжаю в Санкт-Петербург послезавтра. Вы сможете со мной встретиться, скажем, в пятницу, часиков в восемь вечера?

– Конечно!

– Вот и чудесно! Буду ждать с нетерпением.

– Владимир Всеволодович, кто такой Капитан? – поинтересовалась Алла, когда Мономах повесил трубку. – Он имеет отношение к делу, о котором вы просили меня разузнать?

– Да, но мне не хотелось бы это обсуждать, Алла Гурьевна, – во всяком случае, пока я не удостоверюсь, что там действительно есть что обсудить!

* * *

– Я нашел Марию Ладогину! – радостно объявил Белкин, влетая в кабинет Аллы.

Она поглощала салат из пластикового контейнера и едва не поперхнулась кукурузой от неожиданности.

Прокашлявшись, она спросила:

– Где вы ее нашли, Александр?

– В городском патологоанатомическом бюро!

– Черт!

– Ага. Мы-то надеялись, что она жива…

– Что ж, – накрывая контейнер крышкой, пробормотала Алла, – тогда надо ехать. Кстати, вы уверены, что это именно Ладогина?

– Ее опознали по фотографии. Она числилась как неизвестная, так как при ней не нашли документов. Есть, конечно, маленький шанс, что это ошибка, но…

– Едем!

Алла не сомневалась, что в городском патологоанатомическом бюро не станут всерьез разбираться, от чего умерла неизвестная девушка, – возможно, они даже вскрытия не проводили, либо дожидаясь, пока ее разыщут родственники, либо надеясь на полицейские запросы.

Однако она ошиблась.

– Ваша? – спросил патолог, приподнимая с тела одноразовую простыню.

Алла вгляделась в мертвое лицо: сомнений не оставалось, это Мария Ладогина. А еще она заметила Y-образный разрез, начинающийся над ключицами покойной, – выходит, вскрытие все же делали.

– Наша, – вздохнула она.

– Странно, смерть-то не криминальная, – пожал плечами патолог.

– Что выявило вскрытие?

– Сердечный приступ.

– У такой молодой?

– Ну, она вела не самый здоровый образ жизни, – снова пожал плечами патологоанатом – похоже, он на все привык реагировать подобным образом. – Курила, выпивала, а сердчишко-то у нее слабенькое было. Дистрофия миокарда – самая незначительная из ее проблем. Даже если бы образ жизни девчушки соответствовал ее заболеванию, рано или поздно ей могла потребоваться пересадка… Так что ничего удивительного!