Паутина влияния - Андрей Валерьевич Степанов

же легла обратно, а я подумал, что мог бы послать к черту все планы, если бы каждый вечер проходил так легко и просто.

Глава 20. Мечты сбываются

Когда множество беспокоящих тебя вещей уходит на второй план, а то и вовсе исчезает, жить становится гораздо проще. Ночи проходят спокойнее, а утром голова остается ясной.

У меня же в мыслях было только ожидание результатов допроса. Алекса наверняка доставили, куда следует, и активно с ним поработали. С другой стороны, он человек опытный и наверняка не расколется с первого же вопроса.

Я закрыл глаза и потянулся. Когда лежишь вот так, расслабленный, на широкой удобной кровати рядом с красивой девушкой, кажется, что ничего большего и не нужно. Но ситуация в любой момент может развернуться против нас, поэтому долго расслабиться не получится.

Да и планы на будущее всплыли: надо готовиться к Большому Совету, со дня на день может возмутиться Волков — это если его сын наябедничает на мои проделки. По существу, они спасли его жизнь, если только... Вот и навалились проблемы. Всю расслабленность как рукой сняло, и я начал прикидывать варианты.

Вопросов оказалось предостаточно, и, чем дольше я думал, тем больше их становилось. Почему все сложилось именно так? Является ли совпадением появление Василя Волкова в Галерее? Почему так странно отреагировал коллега Подбельского на мои расспросы о нем?

Мои размышления прервало появление Трубецкого. Шум у входной двери заставил меня подняться, одеться и спуститься вниз. Аня тоже проснулась, но пока осталась в кровати.

Шпион выглядел выспавшимся, что меня удивило еще больше, чем его появление в моем доме. Тем больше я удивился его словам:

— Собирайся. Едем!

— Куда? Что случилось?

— Не пугайся, все в порядке. Анна отправляется во дворец, пока тебя не будет здесь несколько дней.

— Давай ты сразу скажешь, что к чему. Утро было слишком хорошим, чтобы ты делал мне сюрпризы.

— Неподалеку от города есть полигон. Ты же просил тебя потренировать — будешь тренироваться. Разве что времени тебе дается не очень много, дня три, может, пять. Не больше.

— Неожиданно! — присвистнул я.

— А то, — Павел выглядел довольным. Ведь это он изначально предлагал мне заняться обучением, пусть и в другой сфере. — Оперативно — и это главное.

Да уж, в скорости решения этого вопроса отказать нельзя. Быстро — но что я успею сделать за пять дней? А тем более за три?

Были у меня в старшей школе военные сборы. Тоже длились три дня. Утром — пробежка. Каждый день — простенькая полоса препятствий с зачетом в последний день. Вечером — футбол. И все.

Но здесь с первого же момента я видел несколько отличий. Во-первых, не армия, а имперская спецслужба. Во-вторых, это Империя с нормальным финансированием и здесь вряд ли выдают по два патрона на стрельбу по мишеням. В-третьих...

Что там гадать — лучше увидеть все собственными глазами. Аню я предупредил и эту новость она восприняла более чем адекватно:

— Хотя бы пять дней никто не попытается тебя похитить, убить или покалечить, — ответила она. Всем видом девушка показывала, что довольна ситуацией. Как будто ей то же самое не угрожало!

Неброский автомобиль Павла подбросил сперва принцессу до дворца, где ее передали из рук в руки, а потом направился на юг, через Клязьму и дальше.

— Что-нибудь удалось выяснить у Алекса? — я ждал момента, чтобы задать этот вопрос, потому что не хотел обсуждать подобные вещи при Ане.

— Шутишь, должно быть? — удивился Трубецкой. — Специалисты моего уровня учатся всевозможным навыкам сопротивления, как физического, так и морального, лет с двенадцати. Но наша служба, фактически, пассивная — присматривать за людьми, и так, по мелочи: справки наводить, расследования, но не более.

— И для этой роли ты учился фехтовать?

— Нет, — Павел немного помолчал, — это базовый курс. И в этом ты тоже хочешь потренироваться?

— Я вообще считаю, что пяти дней мало. Но император ждет меня в конце недели на Совете. И, честно говоря, я об этом стараюсь пока не думать, так как не представляю, что происходит. Разве что мне кто-то откроет свои карты и скажет: слушай, Макс, мы вот с еще с парой губернаторов тут такое дело замутили, не поможешь? А я их выслушаю и решу, сдавать государю или не сдавать.

— Правильно подумаешь, — несмотря на то, что я попытался выдать свои слова за шутку, Павел говорил серьезно. — Потому что твой статус известен многим и тебя попросту могут попытаться использовать. Дезинформировать. Ввести в какую-нибудь опасную коалицию или наоборот, держать тебя от нее подальше. Вариантов много.

— Поэтому я просто жду, — я смотрел, как автомобиль неспешно катится по пригородам Владимира. — Мы не закончили с Алексом, как я помню.

— История появления таких людей, как он, приводит один простой пример: если сотрудник Третьего отделения обнаруживает источник опасности члену императорской семьи, который он не может нейтрализовать лично, тогда в дело вступают сотрудники другого уровня.

— И чем же они отличаются от вас? Ведь тебя тоже могут пытать, чтобы выяснить, где находится тот или иной человек. Да и вообще опасных ситуаций, как я убедился за последние два месяца, бывает очень много.

— Их тренировки сводятся к простым базовым понятиям. Им не должно быть больно, когда другие орут, не затыкаясь. Они должны бежать, когда остальные даже ползти не могут. Это те красивые слова, за которыми скрываются изнуряющие тренировки, способные убивать.

— Тогда я не могу понять, почему я смог его победить. Почему он сдулся? Он так ловко сбежал из Галереи, а потом за несколько минут драки он словно выдохся? И теперь, когда ты говоришь, что он способен на такие невероятные вещи, я даже не верю, что мы говорим про одного и того же человека! — я чуток помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил, так и не дождавшись ответа Павла: — я попытался разве его вывести его из равновесия всякими колкостями.

— Есть и такая вероятность. Помимо того, что люди гибнут на тренировках и пытках — да-да, такое тоже есть, потому что и к пыткам надо иметь стойкость, а без тренировок этого не наработать, — люди еще сходят с ума. Но самые хитрые умеют это скрывать, чтобы не отличаться от других, — ответил он наконец.

— То есть, ты